— Добрые боги, разумеется, не совсем! — поспешил опровергнуть доктор почти сердито. — Какая там нежить? Вас не было в этом мире три минуты двадцать пять секунд, кратковременная остановка сердца. К счастью, у вас очень живучий организм — даже удивительно при тех проклятиях, что на вас лежали, и при том состоянии, до которого они успели вас довести. Вопреки нашим опасениям, вас довольно легко удалось реанимировать, и уже к утру опасность, хвала добрым богам, миновала окончательно. Так что в своей принадлежности к числу живых можете не сомневаться.
— Спасибо! — выдохнул Веттели с чувством, непонятно кому адресуя свою горячую благодарность: своим спасителям, добрым богам или собственному живучему организму. Потом вспомнил о главном, и не столько спросил, сколько с удовлетворением констатировал казавшийся очевидным факт: — Значит, я стал нормальным человеком, и убийства, наконец, прекратились. Надеюсь, моё проклятие согласятся приравнять к одержимости и меня за них не повесят. Было бы обидно, правда?
— Правда, — серьёзно кивнул собеседник. — Это было бы действительно обидно. Но вас не повесят, даже не сомневайтесь. Потому что к убийствам вы не имеете никого отношения, теперь это доказано.
— Каким образом? — всё-таки он ещё плоховато соображал: доказательство могло быть только одно.
— Преступления не прекратились.
— Что?! Не может быть! — за долгий и многотрудный выходной день он так привык считать себя кровожадным чудовищем, что расстаться с этим убеждением оказалось нелегко.
Саргасс пожал худыми плечами, рассудительно возразил:
— Почему же не может? Да, вы были прокляты и медленно превращались в опасную нежить. Но до завершения процесса оставалось ещё достаточно времени, и ваша личность, кстати, не менее стойкая, чем ваш организм, почти не пострадала. Вы до последнего сохраняли контроль над собой и никаких злодейств не совершали. Это делал и продолжает делать кто-то другой.
— Кто? — быстро спросил Веттели. — В смысле, кто убит на этот раз? — он замер в ожидании ответа, мгновение показалось вечностью.
— Никто не убит. На этот раз злодей немного промахнулся. Всё утро за воспитанниками строго следили, к тому же мисс Брэннстоун устроила так, что на территории школы стали временно недоступны любые чары, в том числе отвод глаз. Поэтому убийца не смог подобраться достаточно близко к жертве. Удар был нанесён из окна второго этажа центрального крыла, когда мальчиков вывели во двор на утреннюю гимнастику. Серьёзно пострадал один из пятикурсников, нож пробил ему щёку. Пришлось везти на операцию в Эльчестер, жить, к счастью, будет.
— Из окна центрального крыла без применения чар попал ножом в щёку? Ничего себе — промахнулся! — восхитился такой меткости Веттели. Сам бы он, пожалуй, так смог, если бы очень постарался, а кто ещё?… Трое-четверо знакомых по Махаджанапади, ещё несколько по Такхемету. Но чтобы кто-то из штатских? Без специальной подготовки? Маловероятно!
— Подождите! А что это за утренняя гимнастика во дворе? — запоздало удивился он.
Доктор Саргасс саркастически усмехнулся, ответил вопросом на вопрос:
— Даже интересно, чем вы занимались на последнем педагогическом совещании, милый мой?
Веттели напряг память. Кое-что в ней таки всплыло.
— Сначала я слушал, как все ругаются по поводу краснухи: отменять уроки или нет?
— Так. А потом? — доктор напустил на себя суровый вид экзаменатора, допрашивающего нерадивого ученика.
Потом? Потом ему сделалось скучно до зевоты, и тут в рабочей папке предусмотрительной Эмили, среди разных полезных бумаг обнаружился карманный томик стихов Огастеса Гаффина, впервые вышедший в свет и робко презентованный ей накануне самим автором. Современная романтическая поэзия приятно скрасила их суровый педагогический быт. И пусть в некоторых местах им было очень трудно удерживаться от смеха, зато другие стихи были просто восхитительны; талант гринторпского поэта нельзя было не признать.
В общем, они очень мило провели время, но остаток совещания пропустили мимо ушей.
— Потом мы с Эмили немного отвлеклись.
— Неужели целовались, сидя в заднем ряду? — шутливо возмутился Саргасс, и Веттели подумал, что на самом деле доктор — очень приятный в общении человек, совсем не такой суровый, как кажется на первый взгляд.
— К моему большому сожалению, до этого не дошло. Зато мы читали стихи Огастеса Гаффина, — ответил он в тон.
— А-а! Вон оно что! — неожиданно обрадовался Саргасс. — Теперь мне понятно, почему вы то и дело хихикали. А я всё гадал: чего такого весёлого вы нашли в обсуждении педагогических вопросов?
— Разве мы хихикали? — очень удивился Веттели. — Мы так старались сдерживаться!
— Может быть, вы и старались, но получалось у вас плоховато. Мисс Топселл три раза смотрела на вас строго.
— Правда? А мы не заметили, ах как неловко! — Веттели совсем смутился, он и в самом деле почувствовал себя проштрафившимся учеником. Бедная, бедная мисс Топселл, наверное, она должна его ненавидеть! — Но что же с гимнастикой? — он, наконец, вспомнил, с чего начался разговор об их дурном поведении.
Доктор пренебрежительно махнул рукой.
— А! Это до нас дошли модные континентальные веяния! Якобы, физические упражнения на свежем воздухе в утренние часы способствуют укреплению организма подрастающего поколения. Лично я, как врач, убеждён: подрастающему поколению было бы куда полезнее посвятить лишние полчаса сну, а не ритмичному дрыганью конечностями на морозе… — «Золотой человек! Цены ему нет!» — умилился Веттели, — …но ваш, с позволения сказать, однополчанин Токслей успел заразить этой идеей большую часть коллег и господина директора в том числе… — «Вот! Из лейтенанта получился настоящий учитель — следит за континентальными веяниями, развивает педагогические идеи! А я, грешный, никуда не гожусь. Одна мне дорога — в гидравлики…» — Так что с понедельника у нас новое развлечение, хорошо хоть девочек пожалели. А Токслей, к слову, даже не удосужился присутствовать на «премьере» своего детища — бросил его на классных наставников, а сам укатил решать какие-то дела с наследством.
— У него дядюшка умер, — пояснил Веттели со знанием дела, и вдруг почувствовал, что тоже умрёт, если немедленно чего-нибудь не съест, — а я что-то проголодался.
— Ещё бы вы не проголодались, за двое-то суток, — усмехнулся Саргасс. — Сейчас я вам чего-нибудь раздобуду, а вы лежите смирно. Если у вас возникнут ещё какие-то потребности, не трудитесь вставать. Средство для их удовлетворения вы найдёте под кроватью, — вот как он деликатно выразился!
