Несколько из них тотчас же наклонились и заговорили с Терновой Девой на ее странном языке.
Когда епископ подтянул фамильяра, зажатую в кулаке, к своему лицу и посмотрел ей в глаза, она испустила истошный вопль, полный мучительной боли.
— Так отправляйся же обратно в могилу, — процедил он сквозь сжатые зубы.
Хенрик оцепенело увидел, как та начала утрачивать свойственное фамильярам голубоватое сияние. Из-под ее капюшона потянулся дымок. Тварь корчилась и съеживалась, словно из нее высасывали соки. Кожа на ее иссыхающих руках темнела и обтягивала кости и костяшки пальцев, пока руки не стали походить на руки скелета. Плоть на лице вскипела пузырями и выгорела в темную кожистую маску. Почерневшая кожа истлевала, все туже обтягивая череп. Глаза провалились в глазницы. Челюсть отвисла, а губы иссохли, обнажив острые зубы.
Епископ Арк отбросил иссохшие останки в сторону.
Кипя от гнева, он зашагал обратно туда, откуда пришел. Свечи вокруг него тускнели, словно он нес с собой завесу тьмы. От него исходил рык ярости и разочарования.
Вдруг он остановился и развернулся. Посмотрел на Терновую Деву и двинулся обратно к ней. Свечи позади него вновь разгорались, когда он удалялся от них.
— Но плоть женщины у тебя есть? — спросил он Джит.
Уставившись на него темными глазами, она кивнула и забрала чашу у дрожащей фамильяра, парившей возле нее. Затем чуть приподняла сосуд, словно показывая ему.
Он погладил свою впалую щеку костяшкой указательного пальца и ледяным тоном сказал:
— Планы меняются.
Пока Терновая Дева следовала к темному проему на дальней стороне помещения, ее фамильяры понеслись по залу, поспешно вынимая небольшие чаши из гнезд, устроенных в плетеных стенах, или выхватывая более крупные из выстроенных вдоль стены рядов на полу. Глаза людей, вплетенных в стены, — тех, кто был все еще жив, — выражали безутешное страдание.
Хенрику хотелось помочь им, но это было не в его силах. Он не мог помочь даже себе.
Двигаясь к темному проему в дальней части помещения, Джиг, держа в руках чашу с грязно-бурой водой и тем, что извлекла из-под ногтей Хенрика, аккуратно помешивала ее содержимое. Пока она шла, бурая вода время от времени выплескивалась из чаши. Крышка отчасти мешала воде расплескиваться, но не предотвращала это полностью. Хенрик заметил больших коричневых жуков, появлявшихся из сплетения прутьев и ветвей и бросавшихся на капли жидкости, которые, скатываясь по стенкам чаши, падали на пол.
Епископ Арк пристально следил кроваво-красными глазами за деятельностью фамильяров, которые носились по залу, выискивая подходящие емкости среди сотен нагроможденных по всем углам и вдоль стен. Из-за темных символов, покрывающих тело епископа, его и без того очевидная ярость выглядела еще более опасной. Шесть оставшихся фамильяров старались избегать его пристального взгляда, пока искали необходимое и вытаскивали нужное из стен или лихорадочно отбирали из стоящего на полу.
Каждая из фамильяров набрала охапку чаш — столько, сколько могла с трудом удержать в руках. Однорукая взяла меньше, чем остальные, но тоже постаралась по возможности помочь. Собрав все необходимое, они поспешили со своей ношей вдогонку своей удаляющейся госпоже.
Джит, в свою очередь, взяв посох, прислоненный к стене, а в другой руке неся чашу, оглянулась на Хенрика и подала ряд коротких команд на своем странном визжаще-щелкающем языке. Однорукая фамильяр закружилась рядом с ним, подталкивая его в сторону Терновой Девы и остальных фамильяров.
— Джит велит тебе идти с нами, поторапливайся. — Она украдкой оглянулась на епископа, затем наклонилась ближе. — Когда все закончится, — сказала она со злобным наслаждением, — я высосу из тебя всю кровь, а то, что останется, скормлю тараканам.
Хенрик застыл, парализованный ужасом. С легким хихиканьем она подтолкнула его, заставляя сдвинуться с места.
С трудом передвигая ноги и спотыкаясь, он подумал о том, как же тоскует по матери. Он очень хотел вернуться к ней, в их палатку, где они торговали бусами. Но больше всего ему хотелось, чтобы она вообще никогда не приводила его к Терновой Деве.
С тех самых пор как он осознал, что его загоняют на Тропу Карга и что Терновая Дева снова заполучит его, Хенрик боялся, что на сей раз ему вряд ли удастся уйти от нее.
Епископ пристроился в конце процессии, следовавшей за Терновой Девой по темному коридору, где по краям с потолка свисали сотни полосок кожи с невероятным разнообразием привязанных к ним маленьких мертвых животных, пустых черепашьих панцирей, черепов каких-то небольших тварей с острыми маленькими зубами, висящих в несколько рядов. В выступающих участках стен Хенрик видел глаза людей, наблюдавших за ними, пока они проходили мимо. Встречаясь со взглядом епископа Арка, все они поспешно отводили глаза. Ни один из заточенных в стенах не издал даже едва уловимого писка. Хенрику казалось, что, будь он заточен в стену, ему было бы трудно во всю глотку не взывать о помощи.
Но вокруг не было никого, кто помог бы несчастным, пойманным в ловушку в этом жутком месте. И никого, кто помог бы ему.
Следуя через лабиринт, служащий логовом Терновой Деве, Хенрик начал различать жужжание насекомых, голоса птиц, свист и стрекот других созданий. Когда они достигли какого-то выхода и шагнули в ночь, все обитатели болота вдруг смолкли и установилась мертвая тишина.
Низкие облака, стремительно проносившиеся над головой, откуда-то из-за туч подсвечивала луна, и от них исходило слабое сияние. Место, куда вышли путники, было достаточно возвышенное, чтобы даже среди густого заболоченного леса, оставаться сухим. Темные очертания корявых деревьев вокруг со свисающими с ветвей длинными «бородами» лишайника казались Хенрику тянущими руки мертвецами, которые вылезли из погребальных саванов и обступили забредших сюда живых.
Когда они пересекали открытое пространство, Хенрик увидел, что лежащие повсюду плоские валуны размещались не беспорядочно, но составляли правильные круги. При этом каждый камень покоился на небольшом земляном холмике. Мимо холмиков с камнями они вышли к площадке в центре, посреди которой Терновая Дева начала что-то выводить на земле своим резным посохом. Знаки, которые она выцарапывала на земле концом посоха, выглядели примерно так же, как татуированные символы, покрывавшие все тело епископа Арка.
С середины посоха Терновой Девы свисали на замшевых ремешках переливающиеся синие перья, оранжевые и желтые бусинки и целый набор монет с отверстиями посередине. Хенрику стало интересно, отчего Терновой Деве так нравятся монеты, что она использует их для украшения явно важного предмета? В конце концов, какая польза от денег на Тропе Карга?
