Словно на крыльях, безжалостно погоняя коня, несся Конан в Пуантен, где остались жена с сыном, и жеребец будто разделял нетерпение хозяина, без устали сокращая отделявшее их от цели расстояние.
Издавна знакомыми тайными тропами пробирался он через перевалы, скакал по руслам горных рек в местах, где, разлившись, они неспешно текли по дну долины, пока наконец вдалеке не показались башни родового замка Троцеро.
Вихрем промчался он сквозь ворота замка, соскочил у самого входа, бросил поводья подскочившему слуге и, не дожидаясь, пока о нем доложат, пронесся по бесконечным коридорам и ворвался в спальню. Тут радость его померкла, когда он увидел жену прикованной к постели.
— Что с тобой, радость моя?!
Он бросился на колени перед больной, припал губами к ее бессильно свесившейся руке.
— Все хорошо, милый.— Она слабо улыбнулась.
— Тогда что все это значит? — Он красноречиво обвел недоумевающим взглядом постель.
— Я почувствовала смертельную опасность, угрожающую тебе, и умолила Митру принять мою жизнь взамен твоей. Не сердись. Мне грустно умирать,— в глазах ее появились слезы,— но я рада такому исходу.
* * *
Конан стоял перед статуей Деркэто в святилище Богини Страсти, и его неподвижный взгляд был устремлен в ее невидящие бронзовые глаза. Он долго молчал, пока горячий сухой воздух не поплыл перед глазами, странным образом искажая предметы, а брошенные в курильницы благовония не наполнили комнату незнакомыми ароматами.
Метавшиеся в голове мысли упорно не желали укладываться в стройную цепь рассуждений, просьб, пожеланий, вопросов — словом, всего того, о чем он хотел говорить с богиней. Это злило, и злость еще больше мешала ему сосредоточиться. Наконец он не выдержал.
— Деркэто!— хрипло обратился он к безжизненной статуе.— Я ведь знаю, ты слышишь меня!
Он смотрел в глаза бронзовой богине, и ему казалось, что смешливый, лукавый огонек блеснул в ее глазах. Впрочем, вполне могло оказаться, что это просто случайный отблеск темного пламени в жаровне вспыхнул ярче, чем следовало.
— Ну же, Деркэто! К чему эти игры?— Он неотрывно смотрел в ее глаза, а потому не заметил, как и в какое мгновение бронзовое тело статуи превратилось в живое тело прекрасной богини. Она сидела в позе лотоса, и в неверном багряном свете ее кожа отливала бронзой.
— Чего ты хочешь от меня, смертный?— сурово спросила она, хотя глаза ее, устремленные в глаза киммерийца, не переставали смеяться.
— Я хочу знать, что случилось с моей женой!
— Как?!— удивленно воскликнула она.— Ты пришел ко мне с просьбой, но не принес даров, даже не высказал слов уважения! Ты даже не восхитился моей красотой и не сказал, что больше всего желал бы оказаться подле меня! И сразу — «я хочу»!
Конан опешил, и взгляд его помимо воли пал на умопомрачительную грудь богини, заставив сильнее забиться сердце, скользнул ниже, и Конан поспешно отвел глаза, чтобы вновь встретиться со смеющимся взглядом Деркэто.
— Ладно! Можешь не изъявлять своего восторга, тем более что красноречием ты никогда не отличался. Ты ведь человек действия, не так ли? Говори.
— Моя жена просила Митру принять ее жизнь вместо моей. Он принял жертву, и теперь она медленно умирает. Я пришел просить тебя помочь ей.
— А почему ты пришел с этим сюда, а не в храм Митры?
— Потому что я не верю ему.
— Здравая мысль,— кивнула Деркэто,— но тогда мне еще непонятнее, почему в остальном ты столь наивен. Митра никогда не удовлетворил бы такую просьбу!
— Но что же тогда?
— Митра карает твою жену смертью за совершенный ею грех или, вернее, восстанавливает справедливость. Податель Жизни никого не наказывает смертью!— с сарказмом воскликнула она.— Он ведь Податель Жизни!
— Да что же за грех совершила Зенобия?
— С точки зрения Митры, страшный грех.
Конан вконец растерялся. Он уже ничего не понимал. Зенобия?! Да чего же такого непростительного она могла совершить? Прегрешения, расплата за которые одна — смерть?! Что за чушь!
— Расскажи мне,— тихо попросил он.
— Ты действительно хочешь этого?
Конан молча кивнул.
— Хорошо же, слушай. Помнишь девушку, которую ты некогда вырвал из лап старой ведьмы — Рогазы?
Конан вновь кивнул.
— Она долго ждала тебя, но ты все не возвращался, и постепенно надежда ее таяла, пока она не поняла, что ты пошел дальше своим путем. Ты отказался от нее, но она не смогла поступить так же и, когда поняла это, пошла в храм Митры, чтобы молить всесильного бога соединить ваши судьбы, но он не прислушался к просьбе. Тогда с тем же она обратилась к Иштар, но и она лишь посочувствовала, посоветовав на прощание найти замену тебе. Тогда, отчаявшись, она пришла ко мне, и, по правде сказать, не понимаю, почему она не поступила так с самого начала.
— И что ты сделала?— глухо спросил киммериец.
— Я предложила ей расстаться с жизнью, чтобы вселить ее душу в только что родившуюся девочку, которой судьбой предначертано было стать твоей женой. Признаюсь сразу, что мне было очень непросто заглянуть так далеко в будущее, но я сделала это.
— Так что же произошло?
Конан по-прежнему не понимал, что за грех совершила его жена.
— Она должна была хранить этот секрет в тайне ото всех, но Роза, эта сука Сета, каким-то образом узнала обо всем. Пока ты подбирался к ее логову, она попыталась запугать твою жену, а когда это не удалось, наслала предчувствие нависшей над тобой смертельной угрозы и добилась-таки своего — Зенобия бросилась в храм Митры и в приступе откровения рассказала ему обо всем, умоляя сохранить тебе жизнь, а Митра не из тех, кто прощает подобное.
Конан долго молчал, осмысливая услышанное. Он припомнил печать тайны, читавшуюся порой во взгляде его жены, и понял, наконец, причину находившей на нее временами грусти. Как жаль, что все это теперь уже в прошлом!
— Но что же делать? Разве ты ничем не в силах помочь?
— Я?— Она искренне удивилась.— А зачем мне это? Один раз я уже помогла своей счастливой сопернице соединиться с любимым.— Она красноречиво посмотрела на Конана, обращая его внимание на двойной смысл последнего слова.— Ты видишь, что из этого получилось? Стоит ли повторять сделанные ошибки? К тому же без всякой выгоды для себя! Вот если бы…
— Что если бы? — встрепенулся Конан.
Казалось, он был готов сейчас на что угодно. Впрочем, быть может, так оно и было на самом деле?
— Если бы ты согласился остаться со мной…
— Я согласен,— сказал Конан, который, похоже, ожидал именно этого.
Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Казалось, Деркэто добилась своего, но удовольствия почему-то не испытывала… Да и какое уж тут удовольствие? И даже старая истина, гласившая, что в любви каждый старается для себя, не помогала: что за радость насильно удерживать при себе любимого, зная, что, даже лаская тебя, мыслями он с другой!
