— Ты отвлекаешься. Многим девушкам хотелось бы иметь другое тело — кому ноги не нравятся, кому вся фигура, а черты лица мечтают подправить почти все. А вот что с душой? Как научиться её любить или хотя бы жить в мире с собой?
— Знаешь, я вспомнила Клевенс. Она живет сейчас с человеком, которого любит за душу и ищет способы сформировать заново его ущербный сейчас разум. Она выращивает его как ребенка, а вот как воспитывать душу — вопрос. Может, удалить из неё часть, как удалили из ума его пороки? Вот удалим из твоей души страсть — и будет легче.
— Интересная мысль — кастрировать душу, — усмехнулась Василиса. — А что после этого от меня останется?
Она задумчиво смотрела на оставшийся краешек заходящего солнца, и было понятно, что эта мысль её заинтересовала.
Она тихо продолжила свои размышления:
— Интересно, будет ли любить эту кастрированную душу и меня, бесстрастную, Кощей? Он же мужчина. Ему страсть подавай. А ведь это, наверное, буду не я, а кто-то совсем другой. Вот опять мысль у меня крутится — может, он и не меня любит, а образ Клео, который видит во мне? Поверь, это неприятно. Нет, не вернусь к нему.
Она немного помолчала и опять заговорила:
— А может, это и к лучшему будет. Лучше быть ущербной, но жить и не страдать. А, Лотта?
— Вась, а давай посоветуемся с Кощеем, он мудрый. Два мудрых человека — это что-то, вдруг придумаете что-то дельное.
— Лотта, ну как ты себе представляешь мой монолог при встрече с мужем? Мы приезжаем в замок, а я говорю: «Кощей, мы задержались, так как я тут намедни встретила Антония, ну ты знаешь — это человек, с которым в прошлой жизни мы были любовниками, и я прожила с ним десять лет, сгорая страстью в его объятьях, и этой ночью Клеопатра во мне оказалась настолько сильна, что я тебе с ним изменила. Это не я, это Клеопатра во всем виновата. Не буду скрывать и оправдываться, но вы оба вызываете у меня бурю эмоций. Вот так. И прости, я не знаю, как жить дальше. Кош, миленький, найди способ разрешить эту ситуацию. А еще лучше — придумай, как забрать у меня из души эту подлую страсть к Антонию, а к себе оставь. Лотта, ты представляешь эту сцену? Я всё валю на Клеопатру, а сама остаюсь чистой и непорочной?
Василиса замолчала, и по её лицу можно было видеть, как она представляет эту картину.
— Что будет делать Кощей, я не могу просчитать, слишком он сложная личность. Он, конечно, мудрый, но мужчина, а они не прощают измены. А я сама? Как я буду себя в этой ситуации чувствовать? Нет, надо уезжать, и быстрее. Лотта, поезжай в замок сама, а я прямо сейчас поскачу на север, найду остров Буян. Туда трудно попасть, но я что-нибудь придумаю. Пересижу некоторое время там, подумаю, а потом видно будет. Все, Лотта, я решила — уезжаю прямо сейчас.
Но не успела она подняться с травы, как воздух сгустился, и Василиса оказалась в объятиях Кощея.
— Никуда ты, жена, не поедешь, — сказал он твердо. — Прости, но последние полчаса разговора я слышал. Вот такой я подлый и ужасный. Можешь меня стукнуть.
От неожиданности мы испуганно уставились на него. Лицо Кощея было озабоченным и хмурым.
— Извини, я не мог дождаться вас в замке и понял, что что-то случилось. Стал волноваться. Почувствовал, где вы, открыл портал, но не смог сразу материализоваться. Услышав, что обсуждается в вашем разговоре, не стал сразу становиться видимым. Понял, что просто так от тебя правды добиться будет трудно, поэтому подло подслушивал. Прости, милая. Только не уезжай, да я и не отпущу тебя сейчас. Мы что-нибудь придумаем.
Василиса ойкнула и стала вырываться.
— Это подло — подслушивать. Мне и так тяжело, я не знаю, что делать.
Она вырывалась, как дикая кошка, и причитала:
— Кош, я не буду просить прощения, отпусти меня, я уеду и от тебя, и от Антония, найду проход в другой мир, а если нет — поселюсь в какой-нибудь глуши и не буду портить вам жизнь. Пусти меня.
— Не отпущу, — твердо сказал Кошей. — Ты моя жена и зовут тебя Василиса. А то, что к тебе прилепилась душа Клео, так это только в начале наших отношений имело существенное значение, а за несколько лет с тобой я понял…, — он помолчал, — многое понял и передумал. Об этом мы поговорим в замке. Я забираю вас, и это не обговаривается.
Кощей что-то ещё проговорил. Потом обвёл руками вокруг нас, и воздух стал густым и тягучим. Казалось, он течёт, как сметана, и препятствует перемещению, но вскорости мы оказались в замке, в кабинете Кощея. Он всё так же прижимал Василису к себе.
— Давай успокоимся и поговорим. Обещай, что сегодня не будешь делать глупостей. Мне надо подумать.
— Я не помешаю вашему разговору? Может, мне выйти? — я направилась было к дверям.
Но Василиса судорожно схватила меня за руку:
— Не уходи, побудь с нами, — еле слышно прошептала она и в тот же миг обвисла на руках Кощея.
Он бережно положил её на диван, подложил под голову подушку, устроил поудобнее и только после этого посмотрел на меня.
— Не пугайся, Лотта, я просто усыпил её. Ей надо отдохнуть, а мне подумать. Не осуждай меня. Василиса слишком дорога для меня. Я был одинок долгие годы. Долгие годы одиночества, долгая школа изучения себя и борьбы с бесцельностью существования. Одиночество — прекрасная почва для идеализации того, кто поразил тебя, кого обожал. Время нашей памяти всегда настоящее, и я протащил образ Клеопатры через века. Да, очень давно я любил её... скорее был зависим от своей страсти. Обожал её — жестокую, как то время, но прекрасную и удивительную. Она была необыкновенной женщиной. Я ждал её реинкарнации и искал повсюду. И вот она пришла ко мне, сама пришла. Пришла в образе другой прекрасной девушки — Василисы. Да, с другим лицом, да, другая, но её энергетика, её душа, которую невозможно спутать ни с кем, возродили во мне жизнь. Я не мог сказать об этом Василисе сразу, хотя с первой же минуты хотелось схватить и заключить её в объятья, целовать и говорить всякие глупости. Но я боялся испугать её. Я решил, что, если она узнает, кем была в прошлой жизни, то вспомнит, и мы опять будем вместе, как в прошлые времена. Я научил её, как вспомнить прошлую жизнь. Какой же я был самонадеянный дурак! Я впустил в её сознание ад, в котором жила и поэтому была приспособлена Клеопатра, но совсем не могла принять Василиса. И я забыл, вернее, не учёл факт, что после смерти Цезаря она долго жила с Антонием. Но надеялся, что вероятность реинкарнации его в одно время с Василисой практически равна нулю. Самонадеянный болван.
Кощей запустил руки в волосы и опустил голову. Было видно, что случившееся ещё не совсем поддается его осознанию. Минут пять мы молчали. Я вообще боялась присесть, так и стояла возле стола. Передо мной в отчаянии сидел сам Кощей Бессмертный и не скрывал этого. Вернее, скорее не замечал меня. Однако в моей голове все время крутилась мысль, которая возникла ещё на берегу пруда — о возможности удаления части души. Кроме того, я сейчас вспомнила, что принц, в которого была немного влюблена моя подруга Русалочка, искал потерянную часть души. Значит, её как-то можно разделить. Я осторожно кашлянула, пытаясь напомнить Кощею о своём присутствии.
