Ознакомительная версия.
Эсмонд шагал широко и размашисто, стремясь как можно скорее выбраться на улицу, но сделать это оказалось не так-то просто. Вся масса перепуганного народа по какой-то непонятной причине устремилась внутрь храма. Форхерду пришлось изрядно поработать локтями, чтобы пробиться к дверям.
– Что случилось? – спросил он у храмового стража – рослого парня-ициарца, который из последних сил пытался сдержать напирающую толпу.
Пришлось кричать во всю глотку, чтобы тот расслышал хоть слово в какофонии воплей.
– Светопреставление, преподобный! Страшный ужас – что такое творится!
И вправду! Над Ициаром собрались, должно быть, все тучи этого мира. В полдень стало темно, как ночью, только гораздо страшнее. Сумерки каждую минуту взрезались ветвистыми щупальцами молний, а дождь так и не шел.
И в этот момент из клубящейся черной круговерти над храмом ударила молния. Да прямо по каменной кладке двора. Ослепительно белый корень, которым проросло через тучи небесное древо божественного гнева. На какое-то время диллайн ослеп. А следом громыхнул гром, полностью оглушивший эсмонда.
«Алезандез! Сдох, не довершив ритуал! Проклятье!» В гудящей тишине, поселившейся в голове Форхерда, отчаянные мысли бились точь-в-точь будто кони в горящей конюшне. Неоконченное колдовство, тем паче такое могущественное, какое призывал ициарский предстоятель, теперь обернулось против города и горожан. Предвечному все равно, на кого обрушивать свою мощь. Так твердили священные книги, но теперь-то стала понятна истинная причина. Паровому молоту тоже безразлично, по чему именно бить – по металлу или по пальцам неловкого кузнеца.
Слух вернулся быстро, но первым, что услышал тив Форхерд, был истошный крик:
– Горим! Пожар! Крыша горит!
И перепуганные люди бросились из храма прочь. Диллайн подхватила живая волна из разгоряченных тел и понесла в сторону площади. Сопротивляться бесполезно, пытаться вырваться – тем более. Мужчины и женщины за несколько мгновений уподобились стаду неразумных животных, они бежали, кричали, топтали упавших и сами падали.
Каким-то чудом Форхерду удалось остаться на ногах. Толпа унесла его от горящего храма, но называть это спасением было бы преждевременно. Вокруг горели дома, в которые попали молнии, и ветер только сильнее раздувал пламя. Черный едкий дым окончательно застил небо, и беспросветная тьма окутала Ициар. И когда не стало видно, где опасность и куда бежать за спасением, люди остановились. Женщины голосили, мужчины молились, кто-то просто лег на землю и приготовился встретить смерть.
– Мы верим тебе! Мы молим тебя! Мы вверяем тебе души свои! – скулил рядом с тивом Форхердом какой-то толстяк-полукровка.
Яркие вспышки молний на короткий миг освещали его мокрые, трясущиеся щеки и блестящие темные пуговки глаз, наполненные слезами.
– Прими под руку, заслони и пощади нас, Предвечный!
Остальные слова канона потонули в оглушающем раскате грома. Словно небесная твердь разломилась, словно все три луны рухнули на землю.
«Как же! Жди! Верят они, молят и вверяют души! – разозлился вдруг Форхерд. – Нужна ему ваша вера, как же!»
– Помоги! Помоги! Защити!
Толстячок захлебывался словами молитвы и в отчаянии бил себя маленькими, почти детскими, пухлыми кулачками в грудь, как в барабан.
– Я верю, я верю, я верю!
И бывший… Да, теперь уже совершенно точно бывший тив не выдержал. Не смог больше видеть эту вопиющую несправедливость. Такая искренняя, слепая вера обращена была в никуда, в пустоту, на никогда не бывшее живым и одухотворенным – на машину.
Форхерд схватил обывателя за плечо, рывком развернул к себе и заорал прямо в лицо:
– Он не слышит! Ему все равно! Он никогда не слышал! Никогда не помогал! Ночной горшок, в который ты справляешь нужду, и тот любит тебя больше. Ты это понимаешь?
Мужик ошалело вытаращил на сумасшедшего тива темные, совершенно не диллайнские глаза.
– Да как вы…
– Как я могу? Я могу! Я имею право! Это он, – диллайн ткнул пальцем в ворчащую черноту над головой. Будто выпустил стрелу во вздувшееся громами и молниями пузо небесного чудища, поглотившего солнечный свет. – Это он не имеет никаких прав! Он – не бог! Он – мясорубка!
– Преподобный…
Ну, конечно же! На Форхерде до сих пор болталось торжественное облачение. Тогда он бросился срывать с себя расшитые серебром тряпки, выдирая с мясом пуговицы. Двойные швы трещали, но поддавались. Диллайн никогда не жаловался на отсутствие силы в руках.
Собравшиеся вокруг отступника люди начали осторожно расползаться в стороны. Молнии перестали бить, не гремел гром и не дул ветер, лишь тихонько потрескивал накаленный до предела воздух. Сейчас! Сейчас Предвечный покарает хулителя! Сейчас в безумного тива вонзится самая большая молния, Предвечный испепелит сумасшедшего на месте.
Фанатичные и богобоязненные ициарцы в том нисколько не сомневались. Только потому и не бросились на отступника и не разорвали его на части.
А Форхерда прорвало. Он выкрикивал самые грязные ругательства, насмехался, проклинал, топтал обрывки облачения и плевал на них.
– Ты – не бог! Ты всего лишь огромная мясорубка, такая же, какая есть у каждой домохозяйки. Это я тебе говорю, Форхерд Сид!
– Богохульник! – робко крикнула какая-то женщина.
– Да! – радостно отозвался он. – Я – богохульник! Я плюю на вашего Предвечного! Тьфу на него!
В разорванной одежде, всклокоченный, кривляющийся, с горящими, точно свечи, глазами, он казался существом, восставшим из неведомых, запредельных бездн.
– Насрать мне на вашего Предвечного!
– Он…
– Что – он? Покарает? Как бы не так! Ничего он мне не сделает. Ни-че-го! А знаете почему? Потому что в каменную стену можно плевать, на нее можно мочиться, она всего лишь стенка, стопка скрепленных раствором камней, и все!
Форхерд запрокинул голову:
– Ну же? Где твое наказание? Я, Форхерд Сид, зову тебя отныне Ночным Горшком и Выгребной Ямой. Что ты сделаешь мне за это?
Тишина была ему ответом. Мертвая и безжизненная, как и сам Предвечный.
– Давай! Я же плюю на тебя! Покарай!
Холодная капля упала на лоб диллайна, потом вторая, третья… Пошел дождь. Сильный, практически ливень. И все! Просто дождь.
Вода потекла по грязному закопченному лицу Форхерда, волосы, которые были присыпаны кирпичной пылью, облепили череп, мгновенно промокла насквозь одежда, но ничего страшного с ним не произошло.
– Я так и знал, – сказал он крайне разочарованно. – Я так и думал.
А ведь до последнего надеялся, что ошибся, что обманули глаза, и оскорбленный бог закономерно обратит его в кучку пепла.
– Запомните, что я вам сказал, и не говорите потом, что не слышали. Ибо слышали и видели! Он ничего не может, только жрать ваши души.
Ознакомительная версия.
