Мак решил, что тут надо брать глоткой и апломбом.
— Очистить дорогу! — заорал он, подъезжая ко въезду на мост. — Должен проследовать кортеж государственной важности! Дорогу, приятели! Ра-зой-дись!
Крестьяне недовольно зароптали, но Мак въехал на мост, остановился и, гарцуя на месте, принялся громогласно командовать. Войдя в роль конного дорожного постового, он регулировал движение своей песочной дубинкой, найдя ей новое и неожиданное применение, и покрикивал:
— Именем Комитета народной безопасности, проезжайте! А ты, козел, куда прешь вне очереди!.. Папаша, бери левее, так, так, не зевай!.. Именем Комитета народной безопасности, так вашу растак!..
Возницы костерили его на чем свет стоит, похохатывали хриплыми с похмелья голосами и возмущенно свистели, но энергичные действия Мака, его внушительный вид, а главное, магическое упоминание страшного КНБ, — все это внушило им трепетное почтение, и они в итоге не смели не подчиняться приказам.
Однако едва Мак, рискуя жизнью на шарахающейся от повозок лошади, успевал разобраться с одним затором, как подъезжали новые повозки — всех видов и размеров, одни с навозом, другие с яблоками, зерном и прочими сельскими продуктами, произведенными трудолюбивыми крестьянами Франции и Бельгии. Обливаясь потом, охрипший Мак стоял в самом центре бешеного водоворота, и ему казалось, что половина крестьянской Франции вдруг снялась с места, чтобы переехать через этот чертов узкий мост. Солнце поднимается, а им конца-края нет! Задавят к чертям собачьим, а толку не будет! Мак в отчаянии махнул Маргарите, и они переехали мост, пробираясь между телегами и повозками.
На другой стороне реки, за первым поворотом дороги, Мак увидел странную фигуру: высокого человека в белой одежде, от которой исходило желтоватое сияние, заметное даже при дневном свете. Этот человек заворачивал телеги и повозки крестьян у перекрестка и направлял их на мост через Эру. Этому регулировщику, похоже, не нужно было драть глотку, достаточно было одного его пронзительного взгляда, как в сторону Варенна сворачивали те, кто и думать не думал туда ехать.
— Эй, вы! Кто вы такой? — крикнул ему Мак. — Чем это вы заняты, хотел бы я знать!
— Тьфу ты! — охнул детина в белой сияющей одежде. — Принесла вас сюда нелегкая! Я так не хотел попадаться вам на глаза!..
В это мгновение за спиной у Мака материализовался Мефистофель — прямо верхом на своем зловещем черном скакуне. Он уставился на фигуру в белом и прогремел:
— Михаил! Тебе чего тут занадобилось?! Архангел Михаил сконфуженно потупил глаза:
— Да вот направляю повозки в Варенн…
— Чтобы устроить затор на мосту и помешать участнику Турнира?! — загремел Мефистофель. — Ох, не тем вы занялись, не тем! По каким таким правилам архангелам разрешено вмешиваться в ход Турнира и совать палки в колеса испытуемого?
— А врагам рода человеческого, кстати, тоже воспрещено влиять на ход состязания! Я вмешивался поменьше вашего!
Мефистофель недовольно повел бровью.
— Давайте-ка обсудим наши небесно-адские дела без посторонних, — сказал он.
Архангел Михаил метнул взгляд в сторону Мака и надменно поджал губы.
— Да, есть вещи не для слуха смертных, — произнес он, и оба духа разом исчезли.
Мак поскакал обратно к мосту. Там творилось что-то неописуемое: несколько телег стали поперек моста, подъезды к нему с обеих сторон были забиты повозками. Какие-то всадники безуспешно пытались пробиться с берега на берег. Стоял адский шум. А к мосту подкатывали все новые повозки — архангел Михаил успел внушить крестьянам мысль, что сегодняшний утренний рынок в Варенне неслыханно дешев, и все они устремились туда.
Мак тщетно пытался восстановить порядок, гарцуя почти посередине моста. Но тут на настил въехала тяжелая повозка с рыбой из Балтийского моря, перегруженный мост заходил ходуном, доски подломились, вздыбились…
Мак успел в последний момент перепрыгнуть на своей лошади через перила моста и спастись. Уже в воде, он видел, как мост медленно рассыпается и телеги падают в воду. Это страшное зрелище сопровождали испуганные вопли зрителей и крики раненых. Ревели быки, придавленные повозками…
И все же в отчаянном гаме ухо Мака уловило звонкие колокольчики королевской кареты, которая вынуждена была остановиться, не доезжая до разрушенного моста.
С головы до ног мокрый Мак подскакал к королевской берлине.
— Ваше величество! — крикнул он. — Мужайтесь, еще не все потеряно!
Король хмуро молчал, а Мария Антуанетта сказала:
— Все пропало! Мы не сможем переехать через мост. Мы в ловушке!
— Рано горевать! Можно спастись!
— Вы думаете? — меланхолично спросил король.
— Ваши величества, выходите из кареты. Сейчас мы купим лошадей у местных жителей и поскачем сперва в направлении Парижа, чтобы сбить с толку преследователей, а потом проселками доберемся до Бельгии. У нас в запасе есть время — ваши преследователи пока далеко.
— Как ты полагаешь, дорогая? — повернулся король к Марии Антуанетте.
— Слишком рискованно, слишком… — сказала она. И тем не менее, после недолгих препираний, королевская чета согласилась с планом Мака.
Они неохотно вышли из кареты и стояли возле нее как пришибленные, словно разучились ходить по земле.
Мак со всей возможной быстротой раздобыл лошадей. Он все еще надеялся, что дело уладится. Короля, конечно, уже хватились, но ведь пока никто не знает, на какой дороге его искать. Узнал его один Друэ, который благополучно выведен из игры — валяется в кустах на окраине Сен-Менеульда, приваленный еловыми ветками.
Король не очень решительно приблизился к приведенному Маком коню, кряхтя взобрался в седло. Один из лейб-гвардейских курьеров спешился и помог Марии Антуанетте вскочить на второго коня. Наконец-то пара была готова отправиться в путь.
Как раз в этот момент, когда они хотели тронуть поводья и ускакать, на дороге, со стороны Парижа, появилось огромное облако пыли. Оно стремительно приближалось, и вскоре можно было различить отдельных всадников — это почтмейстер Друэ привел за собой едва ли не целый драгунский полк!
Друэ скакал первым и, приметив желтую берлину, торжествующе заорал:
— Король и королева! Арестуйте их и без промедления везите обратно в столицу!
Драгуны заставили королевскую чету спешиться, почти затолкали в берлину, посадили своего кучера и форейтора, и тяжелая карета стала разворачиваться в сторону Парижа.
