Ознакомительная версия.
– Однако быстро вы добрались.
– Разве это быстро? Пока вслушивались, пока решали, что это за шум, пока собирались. Вроде потом и тише стало…
– Постой, – нахмурился Грифф. – А ведь верно! Не могли вы так быстро к нам поспеть.
– Но ведь поспели?
– А сильный, говоришь, шум-то был?
– Ну да. И крики такие, будто шкуру с кого живьем сдирали. Ты, Гай, небось так орал?
– Не орал он так, – ответил за писца Грифф. – Думается мне, что не нас вы слышали, а кого-то другого… Сидите пока на месте, а я как следует тут осмотрюсь…
Прихватив фонарь, Грифф двинулся к месту, с которого поднялись навстречу вышедшим людям мертвецы.
Там он присел на корточки и долго что-то разглядывал. Потом встал и, глядя под ноги, медленно побрел к лесу.
– А как вы тогда из болота выбрались? – обратился Гай к Лори.
– Честно сказать, я и сам не понял. Получилось, что Грифф как-то договорился с хозяином болота, и тот нас отпустил.
– О чем договорился? И как?
– А я знаю? Когда щупальце схватило его и в топь поволокло, он крикнул что-то на чудном языке. Я и не слышал никогда похожего.
– Человек Грифф умный, – уважительно пояснил Борр. – Человек Грифф знает настоящую Речь.
– Уж не знаю, на какой там речи Грифф говорил, – кивнул Лори, – но щупальца эти от нас отстали. Еще и на сухое место вернули, на ноги поставили.
– Чудно, – сказал Гай.
– И не говори даже… А ты как выбрался? Грифф говорил потом, что ты живой остался, но я не очень-то и верил.
– Убежал я… – опустив голову, повинился Гай. – Так перепугался, что… Сам не знаю, как вышло…
– Ах да! – вспомнив что-то важное, хлопнул в ладоши Лори. – Ты Скратча моего помнишь?
– Кота, что ли? Помню, конечно.
– Вот! Заговорил он!
– Как заговорил? – Гай решил, что приятель над ним подшучивает, но в чем соль шутки, он не понимал.
– А вот так! Придем, сам услышишь!…
Пятно фонаря исчезло за деревьями, тусклый призрачный свет замелькал меж стволов, потом остановился.
– А еще мы видели, как из болота мертвецы выбираются, – тихонько сказал Лори. – Один прямо из-под ног у меня вылез… Ох, и натерпелся же я там страху!
– Нас мертвяки тоже не трогали, когда мы из Гарды бежали, – поделился Гай.
– Это все Грифф, – сказал Лори. – Кто он такой, интересно? Уже столько времени с ним, а не пойму…
– Вот и мне очень это интересно, – подвинувшись ближе к товарищам, шепнул Скабби. Он явно хотел добавить что-то еще – наверное, собирался поделиться какими-то подозрениями, касающимися персоны Гриффа, но тут из леса донесся окрик:
– Эй, там! Идите все сюда!
По голосу было ясно, что Грифф нашел нечто важное, а потому даже капризные, словно малые дети, тролли поднялись на ноги и поспешили на зов.
– Смотрите, – сказал Грифф собравшейся за его спиной компании и поднял фонарь повыше.
На истерзанной мшистой земле в неестественных изломанных позах лежали человеческие тела.
– Их крики вы и слышали, – пояснил Грифф. – Они пришли сюда раньше нас и первыми столкнулись с мертвяками. Похоже, это беженцы из Гарды: как минимум, на троих доспехи городской стражи. Вряд ли они оказались здесь случайно. Скорее всего, беглецы знали об охотничьей избушке и надеялись в ней укрыться… Совсем немного не дошли…
– Надо бы их похоронить, – тихонько предложил Скабби.
– Ты, почтенный, за мертвых не волнуйся. Ты о живых думай. О нас и о себе.
Одежда одного из убитых показалась Гаю знакомой. Он подошел ближе, наклонился осторожно, всматриваясь в белое лицо, разрисованное кровавой сеточкой. Сказал, чувствуя в горле поднимающуюся горечь:
– Я его знаю.
– Да? – заинтересовался Грифф. – И кто же это?
– Мы были с ним вместе… На корабле почтенного Скайвира… Юнги – он и я…
– Ты успел побыть юнгой?
– Совсем немного… Наш корабль уплыл…
– Ладно! – не дослушав Гая, решительно сказал Грифф. – Это уже не важно. Потом расскажешь, на досуге, если он у нас будет… – Он вручил фонарь зевающему Лори и глянул на просвечивающую сквозь кроны луну. – Передохнули? Пора идти дальше!…
Старания Тильта не прошли даром.
Возможно, он немного тронулся умом, зато постиг многие секреты волшебной книги. Теперь он знал, как можно использовать ее силу. Несколько раз он даже пытался применить свои знания на деле. Но, к сожалению, из этих опытов ничего не вышло.
Впрочем, Тильт не расстраивался. Он верил, что придет время, когда его слова станут столь же могучи, как слова, вписанные им в Книгу Драна. Слова безымянного автора, чьего мастерства испугались даже боги.
Теперь Тильт смотрел на проклятую книгу по-новому. Он редко вспоминал о том, что страданиям и бедам, описанным в книге, суждено исполниться. Он смирился с этим как с неизбежным. Он по-прежнему с содроганием читал об ужасах войн и о человеческих лишениях, но теперь больше внимания обращал не на то, о чем пишется в книге, а на то, как об этом написано.
Копыта летящей по степи конницы отбивали на бумаге страниц четкий ритм. Отрывисто лязгали клинки. Лица бойцов стерлись, остались только разинутые в крике рты, бешеные глаза. Вот две армии схлестнулись в яростном бою – и вместе с ними сшиблись, смешались слова и звуки: заржав, взвилась на дыбы подстреленная лошадь, со скрежетом проползло по щиту острие копья, страшно взрокотали барабаны…
Тильту теперь не обязательно было списывать буквы. Почти всегда он угадывал, какое слово где надо поставить.
Незаметно для себя переписчик превратился в соавтора.
Порой он даже спорил с мастером, создавшим Книгу Драна. Ему казалось, что он знает, как сделать текст лучше, образ ярче, картинку четче. Несколько раз Тильт пытался настоять на своем и вносил в книгу небольшие изменения. Но Дьилус неизменно возвращал эти листы с требованием переделать.
А на следующий день следовало наказание: боль, голод, унижение – по отдельности или все сразу.
«Страдание дает силу, почтенный мастер».
Тильта лишали еды. Его связывали и заставляли подолгу стоять в неудобном положении. Его били палками по пяткам. Макали головой в помойное ведро. Подвешивали за ноги к потолку.
«Страдание дает тебе силу».
И резали руки, ноги, собирая кровь для приготовления волшебных чернил.
С помощью этих чернил можно было получить власть над любым предметом, существом или явлением. Достаточно было найти нужные точные слова для его описания и занести их на особую бумагу. Эти слова Тильт называл иногда сутью, а иногда душой. Вещь, чья душа оказывалась запечатленной на бумаге, далее подчинялась воле писца. Он мог сделать с ней что угодно, надо было лишь подобрать подходящие слова, правильно связать их в предложения, удачно выстроить их в абзацы и главы.
Ознакомительная версия.
