Восьмой шаг по Пути – шестая заповедь: «Сатана олицетворяет ответственность для ответственных, вместо участия к духовным вампирам».
И девятое испытание – десятая заповедь Бога, который зная, что люди любят искать лазейки во всех законах и правилах, перечислил все, чего нельзя хотеть: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его…». Но вскоре понял, что зависть людей безгранична и всего не перечислить. Потому в конце заповеди сделал обобщение: «…ничего, что у ближнего твоего».
«– Ну и задачка», – вздохнул Роман, подкидывая в костер ветку.
«– Ты курицу пожарить не забудь», – вернул Факелова с небес на землю Чет.
«– Тебе лишь бы пожрать и поспать», – бросил Роман.
«– Ты чего злишься? Ты же выполнил испытание. Тебя сам Наставник похвалил».
«– Одно выполнил, три появилось», – хмыкнул Факелов.
«– Ты же сразу знал, что их одиннадцать…» – с непониманием сказал ворон.
«– Какие-то непонятные испытания остались. Вот восьмое: олицетворение ответственности для ответственных, вместо участия к духовным вампирам. Это про нас. Ты и есть духовный вампир: корыстный, трусливый и безответственный. Только это слишком просто».
«– Я думал, мы помогаем друг другу, – обиженно сказал Чет. – Как друзья».
«– Конечно… это я так, с расстройства. Вообще не понимаю, что от меня нужно».
«– Времени много – придумаешь».
«– План, конечно, дело важное, но его еще и осуществить потом надо», – со вздохом сказал Факелов и вытащил из мешка трех подмороженных куриц.
Роман проснулся от холода, умирающий огонь лениво грыз прогоревшую древесину. Факелов подбросил в костер пару веток и тихонько дунул на него. Столб серо-черного пепла малым вихрем взвился над пламенем. Роман кашлянул и поднялся на ноги.
С трудом вытащив примерзший палаш, Факелов начал крутить клинком. Через пять минут, размявшись и согревшись, он вставил его обратно в ножны. Дальше в ход пошли хлеб и курица. Подогрев их над костром, Роман начал быстро, но тщательно жевать завтрак.
Уже через десять минут Факелов быстро шагал на юг. Петлять почти не приходилось – деревья стояли редко. А из-за отсутствия листвы роща просматривалась почти насквозь.
«– Куда теперь?» – поинтересовался Чет.
«– В город. Больше испытания выполнить негде».
«– Ты уже что-то придумал?» – с любопытством спросил ворон.
«– Отчасти. Бывает, что во время сна решения приходят сами, – поделился Факелов. – По крайней мере, после ночи все встало на свои места».
«– Ну и что ты будешь делать?» – без особой надежды спросил Чет.
«– Идти в город», – без ужимок поведал Роман.
«– Далеко он?»
«– Дня за три надеюсь дойти. Спать, видимо, придется как тогда в горах».
«– Только сооруди ночлег так, чтобы мы потом не воняли», – усмехнулся Чет.
«– Лучше сто раз пропотеть, чем замерзнуть насмерть».
Роман старался смотреть на деревья. От недосыпа и царящей вокруг белизны болели глаза. От погони, если она была, Роман ушел точно. Останавливаться он собирался нескоро, а за спиной, кроме деревьев, ничто не нарушало белого однообразия степи.
Дышать в толстую телогрейку напрягало. Факелов опустил воротник и двинулся чуть быстрее. Свежий ледяной воздух ударил в ноздри. Чтобы не отморозить нос и щеки, Роман каждые пять минут прикладывал к ним руки.
Размышления о предстоящих трех испытаниях немного отвлекали от мыслей о деревне. Хотя усталость и апатия, казалось, стали хроническими. Мысли текли вяло, разум отказывался обдумывать новые зверства, даже во имя великой цели. Факелов списывал все на физическое изнеможение, хотя сердцем чуял, что нездорова именно душа.
Дойдя до конца рощи, Роман сбросил мешок на снег. Снова примерзший палаш нехотя полез из ножен. Факелов подошел к крайним деревьям и начал рубить толстые ветви. Клены и акации с трудом расставались со своей плотью. Когда набралась охапка, Роман на скорую руку обрубил сучья. Затем он обвязал ветки веревкой и приложил охапку к задней части мешка. Обмотав концами лямки, Роман надел мешок и завязал на груди узел.
«– В прошлой жизни ты был вьючным животным», – со смешком заметил Чет.
«– Это предусмотрительность», – равнодушно поведал Роман.
Теперь мешок, получивший продолжение в виде охапки дров, тянул еще и назад. Из-за глубокого снега штаны, от голенища сапог до колен, были мокрые. Роман поправил шапку, подтянул вперед лямки и двинулся дальше на юг.
Никаких намеков на дорогу не было и в помине. Ориентироваться приходилось по светящему в глаза солнцу. Иногда Факелов оглядывался назад – на цепочку тянувшихся следов. Если линия оказывалась неровной, Роман аккуратно выправлял путь.
Когда за спиной скрылась роща, идти стало совсем неуютно. Бескрайнее, равнодушно-холодное белое поле пугало однообразностью и бездеятельностью. Факелов сразу вспомнил себя, когда он только-только оказался в Скрытом мире, среди безграничных просторов зеленой сочной травы. Также себя чувствуют моряки на деревянном судне, когда в открытом океане царит штиль.
«– А птицей быстрее», – сказал Чет, чтобы хоть как-то скрасить монотонный скрип снега.
«– И приду я снова без штанов и оружия, – в тон ему произнес Роман, – а на улице зима. Да и в город меня просто-напросто не пустят – оставят замерзать. Ведь что с голого взять?»
«– А может на воротах добрые люди стоят, – возразил ворон, – помогут».
«– Может, – согласился Факелов, – но так дела не делаются».
«– Тогда сразу в город залети».
«– А там меня камнями закидают, как срамного нищего».
«– Ладно, – сдался Чет, – делай, как знаешь».
* * *
Солнце светило с запада. Напряжение в ногах, пояснице, плечах росло с каждым пройденным шагом. Дыхание начало сбиваться. В голове гудело, хотелось спать, а еще нужно соорудить ночлег.
Роман остановился, развязал узел и сбросил ношу на снег. Все тело тут же наполнилось сладостной вялостью, организм приготовился к отдыху.
Факелов привычно расчистил площадку и отделил от охапки треть дров. Роман хотел подсушиться, разогреть еду и растопить снег – вода во фляжке давно закончилась.
В этот раз угли занялись быстро, и костер заполыхал без помощи Наставника. Когда пламя уже затухало, Роман запил ужин горячей водой и наполнил обе фляжки. Затем Факелов вытащил из вязанки дров полдесятка веток и вставил их в охапку вертикально.
