— Не опасаешься бури?
— Нисколько. Мы, нордманн, не боимся бурь. Чего их бояться? Надо только уметь себя вести.
Орм дернул плечом и направился в сторону города. Кадок следовал за ним. Орм потолкался на базаре, расспрашивая о Северных островах и Хьяльтланде, но слишком не задержался. У него на лице царило ровное выражение, по которому нельзя было сказать, что сердце его что-то гложет — по нему вообще ничего нельзя было сказать.
А потом он двинулся вон из города — Кадок шел за ним, на всякий случай ощупывая меч на поясе — и задержался близ постоялого двора неподалеку от ворот. Постоялый двор — громко сказано. Домишко, где могли бы найти приют путники, скорее напоминало очень приземистую и узкую землянку, и поместилось бы там, наверное, не больше десятка постояльцев. Пока лето, жена хозяина этой корчмы готовила снаружи, под навесом, а как она выходила из трудного положения зимой — Бог весть. При постоялом дворе имелся загон, именно там, наверное, вместе со своим скотом и устраивались гости чаще всего.
Орм задержался, разглядывая убогую постройку. Заметив его, из землянки выбежала чумазая девчонка, должно быть, дочка хозяина, и ей он велел принести пива.
Рядом с оградкой возился с собакой оборванный парень. Он был в сером клетчатом пледе и грязной, неопределенного цвета рубашке, на которую этот плед был накинут самым краем. «Скотт», — подумал Кадок. Таких, как этот парень, он видел нередко, а уж здесь, у Бервика и чуть севернее этого города, обитали разные их кланы. Парень оглянулся, заметил Орма, и, поколебавшись, оставил собаку. Подошел.
— Ну, здравствуй, северный воин, — сказал он и покосился на Кадока.
— Это мой человек, — невозмутимо объяснил Орм. — Ну, говори. Что узнал?
— Лагерь норманнов прямо за Большим Носом. С юга чаще дуют ветра, вот они и отгородились...
— Постой, это много севернее мыса Лангрер.
— Не знаю такого мыса.
— Как я слышал, ваши люди называют это место мысом Голубого Кита.
— А, знаю, — поразмыслив, ответил парень. — Как же. Немного севернее.
— Сколько от Лангрера до этого твоего Большого Носа?
— На ваших «драконах»? При хорошем попутном ветре — день. Полтора.
— Так... — Орм что-то прикидывал. — Что еще узнал?
Кадок с изумлением переводил взгляд с викинга на скотта и обратно.
— Что еще? В лагере ждет один из сыновей этого большого северного воина, которого в прошлом году убили у Стейнсмура...
— Пленницу держат там же?
— Скорей всего.
— Не знаешь наверняка?
— Откуда мне знать? Еще слышал, что другой сын этого большого северного воина со своими двумя кораблями отправился на юг, — скотт лукаво прищурился. — Убивать тебя.
— Где он сейчас?
— Этого я не знаю. Но тебе стоит обойти стороной бухту близ мыса Голубого Кита.
Орм задумчиво смотрел себе под ноги. Покачался с носков на пятки.
Из постоялой землянки выскочила чумазая девчонка с огромной кружкой и деревянным блюдом с лепешками и сыром. Подбежала к викингу и протянула ему то и другое. Орм отдал блюдо Кадоку и вынул из пояса медную монетку из тех, что были в ходу в Мерсии. Здесь, в Бервике, их тоже принимали. Девчонка на лету подхватила монетку и убежала.
— Говори. Что еще узнал? — отхлебнув холодного пива, велел Регнвальдарсон.
— Еще я узнал, кто предал твою мать.
Сын Регнвальда резко поднял взгляд.
— Кто же?
— Я скажу, если ты пообещаешь расправиться только с ним, а не со всем его родом.
Регнвальдарсон поколебался.
— Это кто-то из скоттов? Что — у тебя в его роду близкие?
— Моя жена из той же деревни.
— Ладно. Идет.
Парень недоверчиво взглянул на Кадока.
— Да говори, не бойся, — с легким раздражением, впервые появившимся в его речи, сказал викинг. — Я же говорил тебе, что это мой человек.
— Да, но он-то мне обещание не давал. Наклонись, северный воин. Я на ухо скажу.
— Что за предосторожности? Ну, ладно, — Орм наклонился.
Парень приник к его уху и что-то долго-долго шептал.
— Я понял, — наконец произнес викинг и посмотрел на валлийца. — Может, и ты хочешь пропустить кружку пива?
— Не стану отказываться, — Кадок воспрял духом.
— Иди, посиди возле этого постоялого двора на травке. Выпей и закуси. Вот, — он вынул из пояса серебряную монетку. Хоть та весила всего ничего, наесть даже на такую сумму серебром в столь убогой харчевенке, как эта, было, наверное, невозможно. Разве что заказать поросенка и гуся. Но валлиец не стал отказываться. Не стал он показывать, что понял — его просто на время удаляют, чтоб поговорить без свидетелей, не стал обижаться. Просто забрал деньги и отправился заказывать пиво.
Регнвальдарсон в сопровождении странного скотта куда-то ушел, но вскоре вернулся и подсел к валлийцу, угощающемуся пивом. Тоже отхлебнул из его кружки, закусил крупинками соленого овечьего сыра. Пиво горчило.
— Мы можем вернуться на берег, — сказал Орм.
— Ага, — Кадок одним духом допил пиво. — Что это за парень такой? Твой приятель?
Викинг сунул в рот кусок лепешки.
— С чего вдруг? Нет. Этот парень отрабатывает долги. Его семья не смогла заплатить подати. Мы с ним договорились.
— Что он будет приносить тебе слухи? — Кадок фыркнул. — Вместо денег?
— Достоверные слухи стоят дорого. А народ этих скоттов — одна большая дружная семья. Они все про всех знают, — Орм качнул головой. — Как видишь, это бывает полезно.
Они вернулись на корабли. Кадок никому не стал рассказывать о том, что видел, и лишь своих родственников, примеривающихся полакомиться пивом из Бервика, предупредил, чтоб они отдыхали, потому что предводитель, скорей всего, поднимет всех ни свет, ни заря. Викинги ночевали прямо на берегу, возле своих кораблей. Утром, едва только тьма немного рассеялась, Регнвальдарсон поднял своих воинов и велел спешно готовить еду.
Выступили еще до рассвета. Викинги зевали, но повиновались. За спиной они оставляли едва-едва начавший просыпаться Бервик, легкий ветер разогнал туман и наполнил паруса. В гребле не было нужды, лишь у канатов, с помощью которых можно было управлять парусами, сменялись крепкие ребята. «Отдыхай, пока можно», — говорили друг другу викинги.
Последнюю ночь они ночевали не на берегу, а прямо на кораблях, пришвартованных за скалистым голым островком, рядом с мысом Большой Нос. Орм позволил своим людям немного подремать и поднял их еще до рассвета, в темноте. Отчалили в тишине, после того, как быстро перекусили лепешками и копченой рыбой — этого лакомства, прихваченного еще в Йорвике, хватило на всех.
Драккары медленно пробирались в ночной тьме, опасаясь напороться на рифы. На море, конечно, не бывает абсолютной тьмы, но вода перед носом корабля равномерно-черная, как торфяная вода, и, даже если лечь на носу и смотреть во все глаза, при всем желании не разглядеть камень. Потому впередсмотрящие держали факелы и искали взглядом не сами камни, а движения воды вокруг них — рябь и «ласточкин хвост» — расходящиеся острым уголком короткие волны.
