Но прошло еще пять дней, прежде чем жрица неохотно разрешила ему покинуть пещеру.
На следующее утро Джарик встал, надел свою выстиранную и починенную одежду и пристегнул к поясу меч. Двое его охранников, совсем юных, едва начавших бриться, последовали за сыном Ивейна, когда тот двинулся по широкому уступу, ограниченному с одной стороны каменной стеной, а с другой — водопадом. На стене были нарисованы сцены охоты, падение огней Кора, а еще какие-то непонятные для Джарика ритуальные сценки. Наконец водопад остался позади и внизу, и впервые за тридцать семь дней Джарик увидел солнце.
Он зажмурился, потом заморгал от ослепительного света и прислонился плечом к каменной скале, ожидая, пока привыкнут глаза.
Ветер пах бальзамином и прелыми листьями — эти запахи были знакомы ему по лесу Сейт. Водопад ревел внизу, рассыпая брызги, кружевными струями пены падая в бурлящий котел далеко внизу. Джарик опытным глазом моряка прикинул расстояние и решил, что автор второго описания не ошибся в оценке высоты водопада. Юноша вспомнил, как он, покачиваясь, стоял над этой ревущей бездной, и понял, насколько права была провидица, рассердившись на него за глупый риск.
Один из воинов спросил на языке горцев, не боится ли он высоты, и Джарик отрицательно покачал головой.
Внизу лежали крошечные хижины, утопавшие в зелени, а еще можно было разглядеть площадку, где горцы обычно оставляли повозки и лошадей. Водопады Каэля были скорее святилищем, чем обиталищем людей. Племена являлись сюда, чтобы посоветоваться с провидицей и принести еду и меха прислуживавшим ей людям. За домами начинались рощицы, между которыми темнели болотца и красно-коричневые заросшие камышом пруды, почти пересохшие от летней жары.
— Далеко отсюда до моря? — спросил Джарик, с трудом подбирая те немногие слова языка горцев, которые он сумел запомнить, пока лечился.
Один из воинов ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами на загорелом лице.
— Иди за мной!
Джарик двинулся по уступу к деревянным перекладинам, вставленным в зарубки в камне. Юноша не знал, почему ответы горцев всегда кажутся ему такими уклончивыми: то ли из-за его плохого знания языка, то ли из-за их собственной скрытности.
Скала под ними была почти отвесной; Джарик крепко взялся за ближайшую ступеньку и начал спускаться.
Примерно на полпути к земле они остановились отдохнуть в нише, выбитой в скале. Джарик улегся на боку, тяжело дыша, проклиная свою слабость, а горцы тем временем сидели рядом, перебрасываясь шутками. Наконец наследник Повелителя огня заставил себя встать и продолжить спуск. Больше он не останавливался на отдых, хотя спуск почти прикончил его. Джарик повалился на землю возле пруда у подножия скалы, тяжело дыша и дрожа от слабости.
— А ты храбрец, хоть и сумасшедший, — бросил один из воинов.
Джарик не понял, было это сказано с раздражением или с насмешкой.
Внезапно мускулистые руки подняли его и вскоре положили на дно плетеной лодки. Второй воин шагнул в лодку вслед за первым, суденышко сильно качнулось и понеслось прочь от берега.
У Джарика закружилась голова; он смотрел на мотающиеся кроны деревьев, мимо которых они проплывали, и боролся с неподобающей моряку тошнотой. Наконец юноша более-менее пришел в себя и посмотрел на своих спутников: воины дружно гребли, их бронзовая кожа блестела от пета. Рев водопадов отдалился, но скоро на смену ему пришел другой шум — лодка вылетела на стремнину.
Джарик сел.
— Далеко до моря?
— Недалеко, Сиенгарде, — уверил его горец и мотнул головой, указывая вперед.
Лодка вылетела на мелководье, и Джарик невольно взвизгнул, когда впереди выросла стена камыша. Суденышко врезалось в эту стену и остановилось, взметнув тучи камышового пуха.
Воины хлопнули себя по коленкам и расхохотались. Потом заставили Джарика зажать в кулаках куски камышинок и стали тянуть жребий, чтобы решить, кому вытягивать застрявшую лодку. Проигравший заявил, что его камыш врет. Тогда сын Ивейна, радуясь тому, что наконец-то вырвался на волю, прыгнул за борт, чтобы сделать все самому, но тут же по пояс погрузился в коричневую жижу.
Воины перестали спорить и уставились на него.
Потом один из них проговорил:
— Сиенгарде, для этого мы обычно пользуемся шестом, который лежит под сиденьем.
— Огни Кора, да ладно вам! — воскликнул Джарик. — Неужели провидица сказала вам, что я погибну, если слегка намокну?
Он толкнул лодку с такой силой, что оба его спутника потеряли равновесие и полетели за борт, в мутную воду. Горцы вскочили, выплевывая грязь, в облепленной тиной одежде.
— Далеко отсюда до моря? — как ни в чем не бывало поинтересовался Джарик.
— О, совсем близко, — и с этими словами один из горцев со зловещим блеском в глазах сильно толкнул лодку к Джарику, в свою очередь опрокинув того в воду.
ДЖАРИК И ЕГО СПУТНИКИ добрались до берега в полдень, всю дорогу отчаянно воюя с комарами.
На руке Джарика теперь красовалась воинская повязка; горец, предложивший ему этот подарок, получил взамен оторванную манжету запасной рубашки сына Ивейна. Но когда путники вышли к устью, воины перестали смеяться и шутить и погрузились в мрачное молчание. Они разделись и, не глядя на Джарика, начали отчищать песком свои перепачканные грязью кожаные наряды.
Сын Ивейна, слегка озадаченный такой переменой настроения своих спутников, отправился на поиски «Каллинде» и вскоре нашел ее на песке, там, где суденышко не мог бы захлестнуть прибой. С лодкой все было в порядке, но между ней и морем Джарик увидел черный круг от недавно разведенного костра.
Юношу невольно пробрал озноб.
Рядом зашуршал песок: к лодке приблизился один из горцев.
— Расскажи мне, что здесь случилось, — тихо попросил сын Ивейна.
Воин бесстрастно посмотрел на него.
— Эту историю не годится рассказывать при свете дня, Сиенгарде.
Налетевший порыв ветра растрепал волосы Джарика и перья на его повязке. Солнце вдруг показалось ему слишком горячим, а воздух — чересчур холодным.
— Расскажи, — повторил он. — В темноте или при свете, как Сиенгарде я имею право знать!
Второй воин подошел к своему товарищу, и Джарик, не в первый раз заметив, как эти двое похожи друг на друга, вдруг понял, что они — братья.
— Мы подождем сумерек, — проговорил тот брат, что казался постарше.
Джарик кивнул и молча занялся «Каллинде». Весь день он зачищал царапины, оставленные на корпусе стрелами и копьями, смывал вонючие остатки недоеденных рыбьих голов. Потом убрал в форпик паруса и починил изношенный штаг.
Когда солнце почти опустилось за западную кромку моря, пронзительный крик оторвал юношу от работы. Горцы долго стояли возле кострища, глядя на закатные лучи, потом опустились на колени.
