Это Кух-Авелир перевел Эгину нарочито дословно, от себя прибавив:
– Понимаешь, они не только доблестные воры, но еще и безудержные бахвалы. Как видишь, не прошло и двух дней, а любой из них уже на словах одолел собственноручно десяток костеруких. Вообще, двадцатилетний горец, пересказывая предания, доставшиеся ему от отца, может запросто говорить «я» вместо «он». Ну а уж когда впятером ходили на медведя – жди от каждого из пяти рассказа про то, как «я выследил, убил и приволок медведя».
– Понял, – кивнул Эгин Авелиру. – Скажи ему, будь добр, чтобы не перебивал свою госпожу. А не то она оторвет ему яйца.
Хена грозно зыркнула на Снаха и согласно повторила предложенную Эгином угрозу, добавив кое-что и от себя. Авелир, грустно вздохнув, перевел, и горцы вроде бы притихли.
– Я знаю, как истребить бревноруких, – продолжала Хена по наущению Эгина. – Но для этого нужно предоставить советнику то, чем раньше вы торговали с Багидом Вакком. То есть мед. Ваш («наш-ш», – прошипел Эгин, поправляя Хену) настоящий мед.
– А что я с этого поимею? – глас народа горцев принадлежал, похоже, исключительно Снаху. – Тяжелый труд мой – собирать мед. Раньше я получал меч. А сейчас?
Возникновение этого вопроса Авелир предугадал еще вчера и Хена, получившая от него достаточно четкие предписания, ответила, не задумываясь ни на секунду:
– Меч, по сравнению с которым все клинки Багида – сущая ерунда.
– Давай посмотреть, – потребовал Снах, демонстрируя чудеса деловой хватки.
Теперь наступила партия Эгина. Он извлек из ножен свой «облачный» клинок – безусловно, всем горцам запомнился его гром во время боя с костерукими – и, легонько подбросив его на ладони, отправил вниз, прямо под ноги Снаха. Меч вонзился в землю в двух локтях от горца.
– Смотри, – пожал плечами Эгин.
Горцы ахнули. Советник предлагает свой меч! Снах, с азартным блеском в глазах, быстро выхватил меч из земли и… и тут же отшвырнул его в сторону. Меч негодующе загудел, его полированная поверхность подернулась легкой сероватой рябью.
– Смотри глазами, – усмехнулся Эгин.
– Я не принимаю таких предложений, – закрутил носом Снах. – Зачем мне меч, рукоять которого жалится, словно пчела?
– Этот меч мой, – пожал плечами Эгин. – Но все вы видели, как ваш собрат Кух, которому я преподал свое искусство, без всякого труда отменно рубился им в бою. Такой меч – собственный, рукоять которого подвластна только своему властелину и тем, кому он безраздельно доверяет – получит каждый из тех, кто предоставит мне свой полный сбор меда.
– Давай мой меч, который не жалится, – упрямо мотнул головой Снах. – И будет мед.
Эгин подумал, что ему, офицеру Свода Равновесия, приходилось по роду своей службы делать что угодно, но только не торговаться. Ну а что? Не подсунешь же под нос этому ослу Внешнюю Секиру (которая, к тому же, растворилась в неизвестности вместе с Тэном) и не рявкнешь «Именем Князя и Истины!» А то ведь друзья-то они конечно друзья, но народ простой и прямолинейный – могут неправильно понять и прирежут еще ненароком.
– Послушай, воин, – сказал Эгин, сотворяя как можно более надменное и тупое лицо, – твоя торговля может умереть. Ведь если ты еще не понял, нету больше в Сером Холме Багида Вакка и никто тебе не предложит больше за твой мутный мед, которого и жрать-то нельзя, ничего, кроме пары затрещин. А я «облачные» клинки могу продать и за целое озеро аютского меда. Так что сперва помоги мне, а потом ты и каждый твой единоплеменник получит по дивному мечу.
К удивлению и удовольствию Эгина, довод относительно того, что на «мутный мед» может и не сыскаться покупателей, подействовал.
– Твоя взяла, морской человек, – перевел Авелир слова Снаха. – Я дам тебе меду. Но ты мне дашь меч, который будет целиком мой. И дашь мне умение греметь им.
– Дам, как только мы очистим Медовый Берег от нежити и ее хозяев, – кивнул Эгин. Он не стал вдаваться в подробности относительно того, что по-настоящему «гремит» его клинок только при встрече с упомянутой нежитью и хорошо бы ему вечно оставаться прозрачным, как зимние небеса.
Двадцать пятый день месяца Алидамx 1 x
Им очень повезло. А потом повезло еще больше.
Когда выяснилось, что облюбованный Авелиром лаз-туннель шардевкатранов, выходящий точно к восточному фасу Серого Холма и проходящий под казармами костеруких, совершенно свободен, это было просто везение.
А когда они дошли до места назначения, когда трескучие факела бросали отсветы на серые шершавые стены лаза, состоящие из затвердевшей слизи, а они продолжали чувствовать, вдыхать воздух и жить, это было поразительное везение. Ибо еще позавчера их появление было бы обнаружено Руамом, сыном Аффисидаха, и подрывные заряды, приготовленные специально против появления шардевкатранов или Прокаженного, были бы незамедлительно приведены в действие, превращая туннель в общую свальную могилу. Но об этом ни Эгин, ни Авелир не знали.
С Эгином и Авелиром были еще девятнадцать воинов-горцев под началом задиристого Снаха. И, главное, у них был большой бурдюк с «квенорновой брагой», помещенный внутрь бочкообразной плетеной корзины. А бурдюк в корзине был обложен четырьмя плоскими мешками, каждый из которых вмещал ведро грязно-серой массы, которую Эгин про себя величал «гремучим камнем», хотя правильнее было бы называть ее «гремучей глиной».
Ради того чтобы затащить это громоздкое и уродливое приспособление под казарму костеруких, они потратили девять дней. Сперва под надзором Эгина, за плечом которого терся неизбывный Кух-Авелир, горцы варили «квенорнову брагу». Потом Хена, Кух-Авелир и Эгин втроем месили «гремучую глину», а женщины плели исполинскую корзину, недоумевая, кому же это возжаждалось насобирать такую прорву грибов, да и растет ли их столько по всему Медовому Берегу. Все это заняло целых четыре дня, в ходе которых поселение горцев еще и успевало кочевать с места на место, подбираясь к Ужице, вдоль которой с точки зрения и Авелира, и авторитетного Снаха было удобней всего выходить на Серый Холм.
Потом они волокли все свое хозяйство на юг, в долину, каждую ночь страшась нападения костеруких, но к их огромному облегчению щебенистые холмы и хилые леса вдоль левого берега Ужицы были совершенно пустынны. Казалось, что в Сером Холме не ожидали нападения строго с севера. Или вообще не принимали горцев всерьез, хотя, казалось бы, после памятной битвы, когда были истреблены свыше тридцати костеруких, истинные хозяева Серого Холма имели все основания для опасений.