— Командир, — привлек к себе внимание мехвод. — Чего там?
Там. Вешка прислушалась к шуму с улицы и, словно, опять окунулась в горячую тучу пыли, газолевой копоти, лязга и командной ругани…
— Одну машину подбили в голове клонны. «Шестерку». И, вроде, никого не убило, — просипела вновь обретенным голосом. — Танкисты мост укрепляют. Для легких и для нас. А средние сейчас завернут на брод.
Радек хмыкнул.
— Будем подкатывать в хвост легкачам? Или здесь подождем?
— Здесь… Нечего толпиться в одном месте…
— Эт хорошо, — протянул Земелов.
Расслабиться решил. Вот только не все еще сделано.
— Хозяйка где? — Вешка прислушалась — у колодца стих звон цепи и забубнили приглушенные голоса.
— Девчушка? А ее дед в лес услал со скотиной. Почти сразу после налета прискакал. Внучку за косу и…
— … А за вядром тяжко зайти?!. — донеслось от колодца громкое старчески-звенящее…
— Так не в дом же… — последнее слово Помник проговорил тихо, но Вешка поняла: «ломиться».
— В ограду вломились, могли и в дом!
Мушков что-то пробурчал в ответ. Вешка сжала зубы.
У колодца отчетливо звякнуло. Прозвучали сдвоенные шаги.
— Командир, вода, — Помник брякнул ведро едва не под ноги девушке. Плеснуло шумно и сердито.
Прежде, чем открыть глаза, Вешка сколупнула грязь с ресниц.
«Девка».
Дед стоящий перед ней не произнес ни слова. Но все сказал. Лицом. Сухими сжатыми губами и резкими морщинами вокруг них. В бесцветных глазах под длинным кожаным козырьком древней чугуночной фуражки стремительно вытаивала ядовитая злость, оставляя после себя безысходность.
Вешка сморгнула. Жалеть деда сил не осталось. Но и сказать сразу в лоб, в эти тоскующие зрачки свою просьбу не смогла.
— Здравствуйте…
Ничего лучше не придумалось. Нет, слова-то были. Но что-то мешало… Как-то чувство неловкой досады, что задерживало дыхание, когда Вешка проходила по раздавленному, белеющему щепой забору.
Старик вздохнул, дернув ушами и седыми усами. Вздрогнули коричневые пальцы опущенных рук. Справился с тоской. Загнал ее куда-то, опять отгородившись злостью.
— Здравствуй… те… — последний слог выдался резким, нарочитым. Вместе с этим слогом рыжие носки стариковских сапог развернулись наружу, хозяйски утверждаясь на земле. Дед забросил и сцепил руки за спиной и ссутулился, став похожим на цаплю (только сейчас Вешка поняла, что он выше ее больше чем на голову). С присвистом выдавил: — Защитнички, да.
Сразу пропала преграда, мешавшая говорить. Вешка толкнулась лопатками от брони, подняла ладонь к виску. Прокаркала:
— Линком Бронева. Прошу оказать помощь в захоронении нашего боевого товарища…
И едва дождавшись кивка принялась за дело.
Молча, в четыре руки Вешка и Радек отстегнули сверток с телом. Уже вместе с Помником сняли с брони и положили под стеной дома. «Прости, Люб, нам дальше надо». Опять заболела прокушенная утром губа… Вешка развернулась к старику — подошел и стоял рядом, молча кусал ус все так же сцепив руки за спиной.
— Сейчас командир старосту приведет, — смотреть на селянина не хотелось. — Оформим. Похороните по-человечески.
Дед вдруг расслабил плечи. Ссутулился еще больше. Кивнул.
— Как звать-то?
— Линком Люб Дивов.
Узловатые пальцы ткнулись в лоб и плечи: «Во имя Отца, Сына и Духа».
— Похороним, будьте покойны…
Когда старик поднял на нее взгляд, что-то мелькнуло в тусклых глазах, напряженной морщиной пролегло меж белых бровей. Незнакомое еще Вешке. Не пережитое.
— Прости, дочка. Сделаем, — и буднично спросил: — Голодные, небось?
По тому, как замедлила с ответом Вешка все понял. Нырнул в темный проем двери, оставив самоходчиков одних. И в повисшем молчании за гомоном голосов и шумом с улицы Вешка выцепила пронзительный женский голос, поливающий кого-то последними словами.
— Ивкову достается, — остро глянул на девушку Радек.
Вешка чуть не застонала. Но сдержалась, обошлась только вздохом. Отошла обратно к ведру, поискала глазами ковш. И когда Помник торопливо черпнул воды, подставила ладони под струю.
На шаги хозяина обернулась уже не чувствуя корки грязи на лице. Углядела в руках у него корзину и молча дождалась, наслаждаясь холодом стекающих по шее капель, пока дед не поставил свою ношу на землю рядом с ведром.
— Ешьте… К столу не кличу, знаю, скоро дальше тронетесь. И машину не оставите… — в крепких, дубленых солнцем, руках блеснуло короткое лезвие ножа. Широкие ломти коричневого, почти черного хлеба легли на полотенце. Их запах и аромат копченого сала наполнили рот слюной, и Вешка только кивнула на вопросительные взгляды экипажа. Дальше все звуки заслонил шум собственных жующих челюстей. А дед стоял рядом и смотрел, изредка подергивая ушами.
Комбат появился, когда линком Бронева старательно стряхивала крошки с ладони в рот. Зацепил глазами пустую корзину (Радек копошился, устраивая почти уполовиненную буханку и шмат сала в тесноте боевого отделения), дернул бровями на вытирающего рот Помника.
— Подзапарвились уже? Молодцы. Остатки поделить с батареей, — кинул Вешке. И, сняв кепи, провел грязной рукой по мокрым волосам лысеющей головы. Кивнул деду: — Здравия желаю.
— И вам здоровья, — дед отошедший в тень дома уже не сутулился, прямился напряженно. — И тебе здоровья, Добря, — обратился к подошедшей с Плещевым женщине. Та, невысокая, плотная, подвижная, блестя потом не молодого уже лица, кажется, вкатилась во двор, быстро отстрелялась глазами, рассмотрев все и всех. Чуть задержала взгляд на девушке в форме.
— Та, Влас Гневич, здравкалися же, — сыпанула горохом слов. Голос ее оказался высоким и таким знакомо пронзительным, что Весна с Помником оглянулись на двор, в который въехала самоходка Ивкова. Оттуда все еще неслась ругань.
А женщина уже остановилась над длинным свертком у стены. Страдальчески вздернула брови и закусила большой палец правой руки. — Ох… Я-то ж надеялась, обойдет нас. Это утром вас на чугунке бонбили?.. А с уездом с самой раницы связи-то нет. Как бухать начали, я в правление, а на линии только шуршит… — зачастила она, успевая покусывать палец. Левой рукой в это время привычно поправляла выбившиеся из-под платка светлые волосы. — Похороним, не хвалюйтеся.
Опять зыркнула на Вешку. Коротко вздохнула — нимало не сбавив потока слов.
— Ох, час то какой. В перший раз до нас долетели-то. И что делать-то, не подскажете? — она уже переключилась на Плещева. И тот, видимо, уже утомленный общением болезненно сморщился.
— Не знаю. Ничего не знаю, — выдавил сквозь зубы. — Я вам все написал про погибшего. А про эвакуацию ничего не знаю. Это мимо нас.
— Пора уже, Добря, — буркнул из тени дед. — Эти, которые прилетали, они накоротке летают. Так ведь, товарищ командир?
— Да, — хмуро согласился Плещев и глянул на Вешку. Чуть мотнул головой: «отойдем».
— И что с того-то? — зачастила Добря.
— Фронт близко, вот что, — ответил дед. — Трэба живелу и зерно готовить к эва…
— Из уезда лист должен быть! Куда скотину собирать-то?!.
Они заспорили, а Весна прошагала за угол дома вслед за комбатом. Плещев, глядя на колонну «двадцаток» впереди, покривился.
— Прав дед. У этих охотников, что нас здесь причесали, дальность маленькая. Верст двести, может. Из них полсотни от аэродрома до фронта.
Вешка промолчала ожидая продолжения.
— А у нас место разгрузки по расписанию как раз верст через двести и будет… В тылу у них, получается, — кивнул комбат на закат. — Не может такого быть. Не может. В общем, голуба, смотри не только за небом.
Плещев опять снял кепи и стеганул им по углу дома, выбивая пыль. Решительно нахлобучил опять на голову обеими руками.
— Слушай приказ. Пропускаем колонну обеспечения за легкими, потом идем замыкающими. Арьергардное охранение… И спасай Ивкова. — Комбат глянул через улицу: со двора где встал Ивков, все еще доносился злой женский ор. — Только попроси старостиху помочь.
