Татьяне стало страшно, но это был не столько страх, сколько ярость. Настоящий страх рождается только тогда, когда человек стоит перед лицом смерти, когда ты не видишь выхода из ситуации. Сейчас же, она понимала, что как только Костя придет в себя, они смогут уйти, Костя сильный и смелый. Главное, чтобы он быстрее очнулся.
Темнота наступила как-то внезапно, выпрыгнула как шутник из-за угла, загородив собой солнце. В доме на печи стояли три котла, в которых варились ткани, выполняющие роль полотенец и кухонных тряпок, платья, передники, мужские рубашки. Вонь в доме была невыносимой.
Таня выбрала минуту, когда Иона отвернулась, и выскользнула из дома. Дуги сидел возле своего дома – ровно рядом с той дверью, куда он занес Костю. Она думала сейчас о том, что напрасно считала молодого человека безопасным – он один занес почти девяностокилограммового Костю на плече.
– Зачем ты пришла? – увидев меня, пробурчал он.
– Я должна посмотреть, как он, – коротко ответила Таня, и уверенно двинулась внутрь. В доме было темно. Следом вошел Дуги, зажег масляную лампу, что страшно чадила:
– Он уже просыпался, попил и заснул снова, – неожиданно спокойным голосом ответил парень.
Костя дышал ровно, волосы прилипли к вискам, губы потрескались, но он был жив. Таня выдохнула, присела рядом с ним на пол – он лежал на тонкой рогожке, рядом стояла большая деревянная кружка. Она вылила немного воды в ладонь, полила на лицо – он отреагировал – задышал чаще, а потом отвернулся от струйки воды.
– Позови меня, как только он проснется, хорошо? – попросила она Дуги и улыбнулась.
– Откуда вы? – с каким-то детским интересом спросил он в ответ.
– Из Глазго, а до этого жили в Эдинбурге, – ответила Таня, чтобы ответить хоть что-то.
– Что за странная одежда на вас? – он руками обвел голову, показывая, скорее всего, шлемы, которые он отнес домой сразу, когда пошел за телегой.
– Это новая одежда для езды на лошади – солнце не слепит глаза, дождь не мочит, – хотела пошутить Таня, но парень принял это за чистую монету. – Нам нужно в Эдинбург, ну, или в любой большой город.
– Нельзя сейчас никуда, люди Уильяма сжигают деревни, чтобы по пути ничего не досталось Эдуарду, – серьезно сказал Дуги.
– Эдуарду? Кто он?
– Ты чего? Голова у тебя целая, вроде. Эдуард – король Англии, – засмеялся Дуги, да так заливисто, словно рассказал только что свой любимый анекдот.
Таня опустила руки и пошла в сторону дома, откуда доносились крики Ионы. Она села на землю возле ограды, где днем паслись овцы с новорожденным приплодом, и посмотрела в небо. Голова кружилась, и мысли путались. Шотландия? Эдуард? Да это тринадцатый век, черт подери! – когда они выбрались на экскурсию по Эдинбургу, захватывающая история многовековой войны Шотландии с Англией захватила Татьяну, и в отличие от Кости, она внимательно ловила каждое слово.
«После смерти Александра, Эдуард оставил править своего ставленника, но тот, «благодаря» подковерным играм вскоре оказался в английской тюрьме из-за того, что предал Эдуарда, которому дал присягу. Следующие годы правления Эдуарда – череда бесконечных восстаний в Шотландии» – вспоминала Таня слова экскурсовода.
Глава 7
Она думала о том, что этого просто не может быть, и их кто-то разыгрывает. Вероятно, и Костя тоже в сговоре, и сейчас, как только она вышла из этого дома с земляным полом и стенами, выложенными наполовину из камня, наполовину из дерна, тихонько посмеивается над ней.
– Хватит бродить, иди, еда готова, хоть и не за что тебя кормить, – выглянула из дома Иона.
Татьяна не двинулась с места, продолжая смотреть в небо. Это неудобное колючее платье, что ей пришлось надеть, очень давило в швах – они были толстыми, как веревка. Ткань была домотканой, грубой, больше похожая на мешок. Она подняла подол, и рукой нашла шов – он был прошит толстенной ниткой «через край» - стянутые в жгут края ткани натирали под грудью, где был пришит подол, и в плече – месте, где крепился рукав. Одежда была настолько дикарской, что она начала верить тому, что сказал ей Дуги, но здравый смысл находил и находил другие объяснения.
– Язык! – шепотом сказала она. – Я понимаю, что они говорят, и они понимают меня. Какая к чертям собачьим Шотландия? – но, что-то заставило ее осечься, она повернула голову в сторону огромного загона, что начинался возле основного дома и тянулся далеко назад, практически до реки. Там играли мальчишки, и они пели. Если вслушаться, это был другой язык. Как, когда ты хорошо знаешь английский, легко понимаешь речь, говоришь на нем, но при этом, если абстрагироваться, это не твой язык.
– Будешь спать голодной, иди, а то все остыло уже, – на этот раз из дверного проема показалась Давина, и Таньяна четко поняла, что говорит она не на русском.
Месиво, которое они называли кашей из пшеницы оказалось съедобным, хоть на первый взгляд оно напоминало корм для свиней из той огромной колоды в загоне. Давина доедала, а Иона костила на чем свет стоит пацанов за то, что медленно жуют:
– Едите медленно, значит, и работать будете медленно, а ну, быстро все выскребайте из миски.
Мальчишки были без брюк. Скорее всего, здесь это было роскошью. Полотняные рубахи, поверх которых были надеты рогожи, похожие на картофельные мешки – прорези для головы, широкие проемы под руки и веревки вместо пояса или ремня. Голые ноги, на которых грязь засыхала и подновлялась на следующей прогулке. У женщин так же.
Танины кроссовки с нее не сняли, но они стали причиной пристального внимания, как и ее комбинезон, что лежал сейчас в углу. Она не понимала где будет спать, но хотелось положить его поближе, потому что бежать отсюда в этой рванине она не хотела.
– Кто он тебе? – вдруг спросила Иона, и Таня поняла, что она о Косте. – Муж?
– Нет, мы еще не муж и жена, – ответила она, но тут же осеклась – если все, что происходит вокруг – правда, то лучше было бы, если бы они думали иначе.
– Откуда вы? – продолжила допрос Иона, но в этот момент в дом вошел Дуги, и она засуетилась у плиты, тыкая Давину за ее нерасторопность.
– Из Глазго, нам нужно туда вернуться, – осторожно ответила Татьяна.
– Что вы здесь делали, почему лежали без памяти? – присоединился Дуги.
– У нас отняли лошадей. Мы … – она осеклась, не зная, какой ответ сейчас был бы правильным.
– Ладно, отец вернется через два дня, тогда и решим, а сейчас ешьте молча, – перебила Татьяну вовремя Иона. Впервые она была рада тому, что та открыла свой рот.
Спать гостью уложили на пол, но Дуги с видом мажордома пятизвездочного отеля, бросил сначала на пол пару не струганных досок, на которые Иона с видом благодетельницы швырнула ветошь.
«Хорошо, хоть платье такое плотное, иначе, точно замерзну ночью» – подумала Татьяна, и взяв из угла свой костюм, свернула его и собралась использовать в роли подушки.
Хозяйка и сыновья спали за шторой, из такого же рванья, что и их одежда. Но они спали на лавках. Усталость и сытный ужин не дали долго ворочаться, и Татьяна заснула, как только нашла более-менее приемлемую позу, в которой сучки на досках не впивались в бока. Разбудил ее сильный ночной дождь. Он шумел равномерно, как море, не было раскатов грома, ветра, просто ливень. Она долго лежала не двигаясь, пытаясь сложить в голове все кусочки этого дурацкого пазла, который перед сном она решила считать сном, и обязательно проснуться дома, да даже и на больничной койке. Все, что было вокруг нее: эти стены из камней и соломы, этот земляной пол, этот ровный храп Ионы, рассказы Давины о короле Эдуарде – все было кошмаром, и не могло быть правдой ни при каких обстоятельствах.
В сарае за стеной заблеяли козы, потом на улице послышался тихий говор. Она прислушалась, но шум дождя не давал расслышать всего. Тогда она осторожно встала, начала обувать кроссовки, но передумав их мочить, отставила, и решила выйти босой.
Под соломенным навесом перед сараем Давина рубила что-то в небольшом корыте. Таня, накинув на голову тряпку, что нащупала у выхода из дома на лавке, выбежала к ней, и в первую же секунду чуть не растянулась в грязи – глина под ногами превратилась в кашу.
