А вот архитектура города юноше нравилась. Очень много белых домов, ярких красных крыш, резных наличников и сверкающих стеклянных витрин. Столько стекла сразу в одном месте он не видел еще ни разу в жизни. Ладно в окнах — этим и в Черновице никого нельзя было удивить. Но двери, целиком сделанные из цельной пластины стекла? Огромные витрины в два человеческих роста? Части крыш, наконец?
На последнее он обратил внимание опекуна.
— Последнее слово моды, — с неодобрением произнес Богдан. — Из Франкского княжества пришло, а местные барыги все как с ума посходили. Я этого не понимаю. Как можно иметь в доме крышу, через которую небо видно?
— А случись град — не побьет? — спросила София. Она, в отличие от мужчин, смотрела на диковинку с восхищением.
— Так в них же конструкт прочности встроен, — пояснил дядя. — Как в щиты. По сути, это модумы, только для гражданского использования. Обычно в окнах делают закалку на второй ранг, чтобы случайно брошенной каменюкой не разбить, а эти, в крышах, имеют третий.
— Дорого, наверное? — в прусской части души наследника небогатого рода шевельнулась жадность.
— Безумно, — с той же эмоцией на лице ответил ему Коваль, хотя был славянином.
Спустя полчаса неторопливой езды они добрались до центральной части города, где дома были куда более консервативными, а стеклянных крыш не наблюдалось вовсе. Даже окна тут были маленькими, не чета тем, что ставили в предместьях и новых районах. Да и сама архитектура тут была более монументальной. Чувствовалось, что каждый из стоящих здесь домов в свое время мог запросто превратиться в небольшую крепость.
— Тут у нас в основном старые львовские и киевские роды живут, — произнес Борис Коваль. — Еще свеи, которые после Почетного Мира тут остались. Жиды, естественно, как в богатом районе без них. А вот это здание и есть Экзархат.
Указанное им сооружение явно когда-то было католическим храмом. Ян исторические труды читать любил, а предки его смогли собрать довольно неплохую библиотеку. Поэтому он без труда узнал характерный архитектурный стиль, принадлежавший уже два с половиной века как запрещенной в империи христианской конфессии. С тех пор как на этих землях воцарился Третий Рим, все имущество католиков было у них изъято и передано в государев резерв. Откуда расползлось по ведомствам и службам, но осело в основном в Патриархате.
Львовский Экзархат же, хоть и являлся структурой, входящей в Церковь православную, никаких неудобств от расположения в католическом храме не испытывал. На входе гостей встретил служка в черной рясе и без головного убора. Возрастом он был максимум на год старше Яна, но держался так, будто уже видел в этой жизни все.
— Цель визита? — осведомился он тоном уставшего от просителей чиновника.
— К отцу Варфоломею, — без приязни ответил Коваль.
Паренек сразу оживился, на лице появилась угодливая улыбка, а ощущение неприветливости словно ветром сдуло.
— Следуйте за мной, почтенные господа.
Он провел визитеров вокруг храма, углубился в дворовые застройки и вскоре остановился у небольшого здания, больше всего напоминающего казарму. Отворил дверь, но сам внутрь входить не стал, произнеся лишь светское:
— Прошу.
Вслед за Ковалем Ян и София вошли внутрь. Успели разглядеть длинный коридор и множество дверей, в него выходящих, когда свет вдруг загородила массивная фигура человека. Ростом он был выше двух метров, с плечами не про всякий дверной проем, а телесную его мощь не могла скрыть и бесформенная черная ряса.
— К отцу Варфоломею, — повторил Коваль снова.
Богатырь даже кивать не стал. Молча повернулся и пошел по коридору. Остановился у одной из множества безликих дверей, постучал в нее и, ни слова больше не говоря, вернулся на пост.
— Он такой огромный! — шепнула София на ухо брату.
Тот кивнул, а Богдан, услышавший это, сказал:
— Это святой воин, моя дорогая.
— Настоящий святой воин?
От удивления девочка произнесла это так громко, что не осталось никаких сомнений — их провожатый все услышал. Но никак не отреагировал, замерев близ входной двери.
— Настоящий, — хмыкнул Коваль. Он хотел было еще что-то добавить, но тут из-за двери раздалось: «Войдите», — и им пришлось прервать разговоры.
Комната, в которой они оказались, была совсем небольшой, четыре на четыре метра максимум. Однако в это пространство каким-то образом вместили массивный стол, за которым восседала изрядно постаревшая копия богатыря из коридора, а также четыре стула, на изголовьях которых крепились странные устройства из черной проволоки и явно драгоценных камней. Выглядели они так, что не оставалось никаких сомнений, их надевают на голову посетителям. Яну, несмотря на то что он в своем юном возрасте уже неоднократно сражался с порождениями Ада, стало страшновато.
— А вот и вы, господин Коваль! — радушно пробасил пожилой монах, улыбаясь вошедшим. — А это, стало быть, ваши подопечные?
— Мои племянники, — поправил хозяина кабинета Богдан. — Благодарю, что приняли нас, отец Варфоломей.
Холодные серые глаза богатыря оглядели Яна и Софию, после чего потеплели.
— Мои соболезнования, молодые люди, — сказал он. — Все мы ходим под Богом, и лишь ему одному известно, когда оборвется наш жизненный путь.
После сказанного он опустил голову, но лишь на миг. Когда поднял ее, вид у него сделался деловым.
— Давайте же начнем. Понимаю, при взгляде на эти штуковины даже храбрейших воинов бросает дрожь, — он кивнул на проволочные оголовья. — Но заверяю вас, анимафоны совершенно безвредны, и что бы там ни говорили ретрограды и газетчики, вовсе не крадут душу испытуемого. Да и работать с ним не в пример проще, чем с теми же магнифайрами. Те лишь замеряли плотность потоков виты, а анимафон еще показывает прочность духовной клети, коей одаренный управляет жизненной энергией. Прошу вас, садитесь.
Испытуемые нерешительно затоптались, но монах уже легко поднялся, обошел стол и с мягкой непреклонностью усадил обоих. Не успели Ян с Софией что-то сказать, как у обоих на головах оказались эти проволочные диадемы.
— Последний раз проходили тестирование в семье год назад… — тем временем бормотал под нос отец Варфоломей, уже изучающий бумаги. — Мальчишка в ранге Серого Рыцаря, хм… в шестнадцать лет? Неплохо-неплохо. Девочка Белый Рыцарь… ага. Клеть? Ах, ну да, все время забываю, что они с родовыми конструктами работали… Тогда объяснимо, конечно. Что же, давайте взглянем, что у нас изменилось за прошедший год.
Монах приблизился к испытуемым, прикоснулся пальцем к самому крупному камню в диадеме Яна, пустив в него капельку виты. Юноша напрягся, ожидая чего угодно, хоть разряда электрического тока, но вместо этого отключился.
Повиснув в безбрежном океане Великого Ничто, молодой человек с удивленным восхищением смотрел, как вокруг вспыхивают фигуры божественной геометрии. Те самые, что стали основой для создания конструктов. Прекрасные и совершенные творения разума, многократно превосходящего человеческий. Прямые и изогнутые линии, четкие узлы и пересечения, неожиданные построения, смысла которых он не мог уяснить.
Он словно наблюдал за тем, как Бог создает мир. И чувствовал себя крохотной букашкой, которой зачем-то позволили это увидеть. На его глазах альфа неуловимо изменилась, превратившись в тету, которая, в свою очередь, стала омегой[1]. Затем символы замелькали с такой скоростью, что уже не представлялось возможным понять, что происходит.
А потом яркая вспышка стерла все начертания, и Ян как бы ослеп. Это не напугало его, напротив, погрузило в состояние священного восторга, а в глубине души юноши появилось ощущение, что он вот-вот поймет что-то очень важное. Не смысл жизни и замысел Творца, но, определенно, нечто не менее грандиозное.
Состояние это длилось недолго. Или вечно — трудно оперировать понятием «время» там, где оно закольцовано само в себя. Но так или иначе, свет пропал, в ничего не видящих глазах Яна появилась начертание лямбды[2], после чего он вновь оказался на стуле.
