Если можно было бы описать исходившую от него ауру двумя словами, то это стали бы «проницательность» и «ужас». Нет, у него была довольно приятная внешность, холодная правильная красота, но один лишь его взгляд словно пробил Сону насквозь. Казалось, ей нет смысла ничего рассказывать, так как проницательные тёмные глаза уже добрались до души, обнажая все секреты и страхи. Он знал ответ до того, как задать вопрос, что демонстрировал своей белоснежной улыбкой. По одежде нельзя было понять, военный он или нет: то было облачение знатного человека. Длинные волосы, собранные в пучок, держала золотая заколка с жемчужинами, а лицо со свежими ранами было таким же гладко выбритым и загорелым, как у Мо Джуна. Ещё одним украшением являлось кольцо – из дорогого камня на большом пальце левой руки, оно периодически крутилось хозяином. Мужчина сел на свою постель, взяв один из докладов со стола:
– Здесь написано, будто пойман лазутчик, – он посмотрел Соне прямо в глаза. По его тону было несложно догадаться, что надеяться на помилование бессмысленно.
В воздухе повисла напряжённая пауза.
– И где же он? – решилась Сона. Более ей терять нечего. Произошло то, чего она так опасалась – пятидесятитысячная армия нашла её. Теперь девушка молилась только о том, чтобы казнь была быстрой.
– Выходит, ты не он?
– Я обычный человек, бежавший от войны, поэтому моя смерть не принесёт вам славы.
Собеседник лишь молча изучал её.
– Дайте мне уйти, – без тени сомнения потребовала Сона, обвинённая в преступлении, наказание за которое – смерть.
– Ты видишь подобное возможным?
– Разве не ваши люди шли втайне по чужой земле, когда все полагают, будто армия Ю Ху далеко?! Тогда почему шпионом считают меня?
«Да что я делаю?! Перестань уже умничать!» – Сона нахмурилась и сжала губы.
– Занятная прозорливость, – дознаватель откинулся назад.
– Кохас, отвечай за ту, кого приручил! – шептала Сона.
– Каким Богам молишься?
«Знают ли они Кохаса? А что, если, их религиозные взгляды противоположны… Вдруг белое божество под запретом?»
– Тому, кто указал мне путь.
– Он указал неверный, – с поистине тёплой улыбкой отозвался мужчина, стоявший рядом. А быть может, ей просто хотелось верить в его доброту?
– Где ты учила восточный диалект? – продолжил знатный господин.
– Донесение! – послышалось у палатки.
Генерал молча посмотрел на Мо Джуна и одобрительно кивнул. Вошёл гонец с чёрным знаменем за спиной, сделал три больших шага в сторону адресата, встал на колено и, вытянув сложенные вместе кисти рук вперёд, поклонился:
– Дацянцюн, донесение с границы.
Главнокомандующий вновь посмотрел на арестованную:
– Отложим до завтра. Следи, как бы не пропала, – на последних словах, адресованных уже конвоиру, он широко улыбнулся тонкими губами.
За опущенным полотном послышалось слабое:
– Говори.
– Дорогу размыло дождём. Солдаты и кони вязнут в грязи. Обоз задержится.
Ночь Сона провела на соломенном полу деревянной клетки.
Глава 5
Амнистия
Дождь барабанил по крыше тюремной камеры до самого утра. И сейчас, когда солнце только начинало вставать, а дежурные ещё не успели разжечь костры, Сона укуталась в шерстяное одеяло с головой и постаралась уснуть снова.
Лагерь. Солдаты суетятся, не замечая утончённой фигуры с благородной осанкой, плывущей между ними. Она всё ближе и ближе к Соне:
– Не бойся. Доверься ему, – произнесла женщина и перевела взгляд за спину Соны.
Обернувшись, девушка успела увидеть лишь силуэт офицера, занёсшего меч над её головой.
Металл рассёк воздух.
Сона содрогнулась. Она огляделась по сторонам и с радостью обнаружила, что всё так же находится в клетке. Сырой холодный воздух постепенно прогревался заботливыми солнечными лучами, и от плотной тонкой шерсти появился толк. Сона поправила некогда чистое одеяло, выданное ей вчера вечером, а сегодня полностью покрытое пылью, соломой и, возможно, насекомыми. Ей не хотелось об этом думать и уж тем более представлять свой внешний вид. Девушка чувствовала себя более уставшей, чем накануне, но радовало то, что ночной горячке, мучившей её во сне, пришёл конец. Лагерь принялся разжигать костры и готовить пищу. Солдаты, оставленные возле тюрьмы, тихо сплетничали.
– Лекарь сказал, что тому причиной вода, – прошептал один.
– Слегли те, кто пил из реки, а запасов надолго не хватит. Это знак Богов! – подхватил второй.
– Вам известно, какое наказание за слухи и суеверия?! – прервал их Мо Джун.
Заметив старшего по званию, солдаты тут же вернулись к своим обязанностям.
– Спишь? – обратился он к Соне.
Та приподнялась и, поджав под себя ноги, прислонилась спиной к решётке. От долгой дороги, побоев, изнеможения и неудобства тело было разбито и ужасно болело.
Позади Мо Джуна стоял слуга, на котором вместо военной формы красовался расписной ханьфу[19]. На подносе он держал маленькую глиняную чашку, наполненную лекарственным чаем, и миску с фруктами.
Офицер открыл дверь клетки и протянул поднос:
– Вчера я заметил, что ты не притронулась к еде. Может быть, наши блюда для тебя непривычны?
Сона продолжала безучастно смотреть.
– Хорошо, – мужчина поставил поднос на пол. – Поешь, – он закрыл дверь и собрался уходить.
– Мо Джун! – позвала его Сона. – Извините, вчера я услышала ваше имя.
– Моё имя – Фань Мо Джун[20]. Я являюсь одним из восьми генералов армии Ю Ху, вхожих в Военный Совет, – спокойно заметил тот, – а потому ты не можешь произносить его.
– Генерал, у меня просьба, – она пододвинулась ближе к только что закрывшейся дверце, – я хотела бы… умыться. Всё же я девушка и не могу сделать этого в таком месте, – Сона указала взглядом на солдат.
– Я понял, – он продолжил уходить.
Девушка со злостью втянула в себя воздух.
– Подожди! Ты же знаешь, что я не смогу сбежать, даже если будет возможность. Поверь мне, сейчас больше всего я хочу отсюда выбраться, но в моём состоянии это крайне затруднительно, – она приподняла подол платья, демонстрируя израненные, опухшие ноги.
Военный постоял некоторое время, по-видимому, взвешивая все «за» и «против», после чего отдал приказ:
– Пусть женщины подготовят, – Фань Мо Джун кивнул одному из солдат, тут же куда-то побежавшему. Сам же генерал повернулся лицом к Соне и внимательно осмотрел её раны.
Взяв висевшую на решётке длинную верёвку, первый из шептавшихся открыл дверь. Свободными остались только ноги и голова связанной.
Каждый шаг давался с трудом, Сона не могла быстро идти. Мо Джун её не торопил. Он завёл пленницу в какую-то просторную палатку, после чего узлы развязали.
– Здесь найдётся всё, что тебе может понадобиться, – с этими словами он подозвал слугу, нёсшего мужскую одежду простолюдина. – Надень и не смущай солдат.
– Благодарю, – искренне ответила Сона, пытаясь прочесть в тёмно-серых глазах офицера свою дальнейшую судьбу.
«Оттенок металла… Серые глаза у азиата? Точно, по чертам видно, что он метис. Как я раньше не заметила?»
– После тебя желает видеть Его Высочество. – Мо Джун вышел, оставив её с обитающими в шатре женщинами и конвоиром, который, как истинный джентльмен, сразу же потерял интерес к вверенной его наблюдению пленной, поскольку всё внимание солдата заняли хозяйки палатки.
Сону уже ждали ночная ваза и таз с чистой водой и сухим отрезком ткани для умывания. Какая-то немолодая женщина помогла ей привести себя в порядок, обработать ссадины и занялась её волосами:
– Как же ты так, бедняжка, угодила?
– По божьей воле, – иронично ответила Сона. – А вы в лагере почему? Вас увели насильно?
– Все мы пошли, хоть не до конца, но по своей воле. Солдаты щедрее бедняков, а если удастся понравиться офицеру, так можно открыть собственный чинлоу[21]. Главное – чтоб о том не прознали его наложницы. – Женщина наклонилась к уху Соны. – Хочешь, и тебя примем, – некогда доброе лицо теперь казалось пошлым и ужасно неприятным, – уверена, многие захотят испробовать иностранку.
