распространенный в средневековой Европе
[4] Спа — магическое искусство чтения судьбы (вирда).
[5] Вирд — судьба. Судьбой, согласно скандинавской мифологии, заведуют три норны: Урд, Верданди, Скульд.
После беседы со спаконой Айлин покинула пир. В натопленных покоях Восточной башни оказалось тепло и уютно. Возле камина сидела пышногрудая служанка и вышивала шелком кошель. Увидев Айлин, она небрежно кивнула. Делать нечего - перед мельниковой дочерью спину гнуть! Айлин, не говоря ни слова, прошла к своему сундуку, открыла крышку и достала костяной гребень и синюю ленту. Покрутила их в руках, словно собираясь с духом.
«Кажется я знаю о каком имени говорила Тэрлег», — решилась она наконец, развернулась к служанке и спросила:
— Скажи мне, как твое имя?
Служанка бросила короткий, недовольный взгляд в сторону Айлин и назвалась:
— Мари…
Айлин ловит этот взгляд, привязывает к себе, словно шерсть к запрядной нити, и по этой тонкой тропе аккуратно пробирается к чужой воле.
— Мари, милая Мари хочешь, я расчешу твои волосы? — тянет дева.
Простой вопрос заполняет головку служанки плотным молочным туманом.
«Не я ли должна расплести госпоже косы? — вязкая мысль появляется и тут же тонет в белесой мгле. — Хотя…пусть будет наоборот, раз так…».
— Иди, иди сюда, Мари, садись на кровать, — голос Айлин течет медом, стелется золотистым пухом. Служанка послушно подходит и садится на перину. Мельникова дочь берет ее волосы в руки и начинает вынимать булавки из чепца, расплетать тяжелые, богатые косы. Прядь за прядью, пучок за пучком. И вот уже пшеничные локоны рассыпаются по плечам. Айлин ведет по ним гребнем. Раз, другой, третий.
— Скажи мне, Мари, это имя тебе матушкой дано?
Служанка поворачивает голову и осоловело смотрит на Айлин. «Нельзя! Нельзя!» — кричит одурманенное сознание, но гребень дальше и дальше уносит все лишнее, и никто уже не слышит, о чем просит плененная воля. Зубцы приятно царапают кожу, пропускают сквозь себя все новые тонкие пряди.
— Нет.
— Так назови мне свое истинное имя.
— Кенна, — шепчет служанка и спиной чувствует, как плывет гребень по волосам.
— Кенна, красивая, милая, любимая, скажи, зачем ты здесь? — Голос пряхи далекий, спокойный, убаюкивающий, как лесной ручей в жаркий полдень.
— Мне госпожа приказала проверить, как вы пряжу золотую прядете.
Айлин мягко улыбается, делит волосы служанки на три равные пряди и начинает плести косу.
— О, это просто, — шепчет она, — запоминай:
Я мялкой солому мяла,
Я прялкой солому пряла.
Нить золотом сияла,
Ты же рядом стояла.
А теперь спи, Кенна, спи.
Айлин доплетает синей лентой служанке косу, сворачивает ее вокруг головы и закрепляет своим гребнем. Мари тут же падает на кровать…
В покоях сделалось звеняще тихо.
Айлин с трудом поднялась, ополоснула пылающие щеки. Первый осознанный сейд, как первая любовь, вскипятил кровь. Пальцы мелко подрагивали. Край кувшина бился о керамическую кружку, вода расплескалась на стол. С горем по полам Айлин справилась с нехитрой задачей. Прильнула губами, словно в первом поцелуе и жадно, рывками пила, пытаясь потушить внутренний пожар.
«Дело сделано, теперь осталось докричаться до Темного лэрда».
***
Дом мага скрывался в глубине буковой рощи, что располагалась в четырех милях от того места, где в тонком полотне мира зияла дыра колодца. Хозяина дома это нисколько не смущало, напротив, он считал крайне надежным подобный способ уединения.
Во дворе дома, за терновой изгородью, купаясь в малиновых лучах закатного солнца, мирно щипал жухлую травку келпи. Когда окончательно стемнело и духу надоело бродить в гордом одиночестве конем, он громко фыркнул, встал на дыбы и обратился в молодого мужчину с каштановыми всклокоченными волосами. Стряхнул со своей одежды мокрые водоросли, которые всегда появлялись при обороте, и зашагал по каменистой тропинке, ведущей к дому. Внутри, ежась от холода и ругаясь сквозь зубы, он растопил камин, зажег немногочисленные светильники и принялся искать хозяина, такого же негостеприимного, как и его жилище.
Маг нашелся наверху в мастерской. Согнувшись в три погибели, он сидел за рабочим столом и собирал в столбик маленькие круглые пластины.
— Я есть хочу! — Келпи плюхнулся на стул и ткнул пальцем в тушку лягушки, что
