– Моя постель – попона боевого коня, – мрачно сказал Виктор, усаживаясь на сложенное вдвое одеяло.
– Ты умеешь ездить верхом? – живо заинтересовалась Тэль.
Он даже отвечать не стал. Встал, потянулся к свече. Уже давя пальцами крошечный лепесток пламени, краем глаза увидел, что Тэль стягивает свитерок, одетый, оказывается, на голое тело.
Дьявол! То ли абсолютное простодушие, то ли циничная развращенность. Тэль в том возрасте, когда подобное поведение еще не означает однозначного предложения… и уже не в том, когда не значит абсолютно ничего.
Ему казалось, что он вообще не заснет этой ночью. Но сон пришел сразу, едва Тэль закончила возиться на тахте. Словно ничего удивительного не произошло, словно он спал в полной безопасности и в одиночестве.
А снился Виктору умирающий конь, красивый белый конь, лежащий на зеленой траве. Боевая попона, сплетенная из металлических колечек, была истыкана короткими толстыми стрелами. Конь вздрагивал, поднимая белую морду с кровоточащей круглой раной во лбу. В голубых словно небо глазах светилась человеческая мука. Виктор нагнулся над ним, провел ладонью по холке. А потом перерезал коню горло коротким широким клинком.
С противоположной от себя стороны, как учила бабушка Вера.
* * *
Была в ее движениях грация, недоступная человеку. Лой Ивер, глава клана Кошки, коснулась тонким пальчиком золотой пудры, небрежно насыпанной в грубую деревянную чашу. Милый контраст роскоши и простоты… если забыть, что розовое дерево не растет в Срединном Мире.
– Ты становишься похожа на куклу, – бросил из бассейна Хор. – Хватит мазаться, Лой.
Женщина словно не слышала. Провела пальцем под глазами, оставляя сверкающий золотистый след. Лицо, раскрашенное сапфиром, золотом и серебром, и впрямь обретало кукольный вид. Темно-синие глаза, золотистые волосы, матово-белая кожа – и все это карикатурно подчеркнуто теми же цветами.
– У тебя не чешется кожа от этой дряни? – раздраженно повышая голос, спросил Хор.
– Чешется, – признала Лой.
– Так прекрати мазаться.
– Красота дороже.
Хор издал хрюкающий звук. Не то смеялся, не то возмущался.
– Зачем тебе это нужно, Лой?
– Что? Бал?
– Нет. Насмешливые взгляды наших дураков, фальшивые комплименты гостей…
– И страсть в глазах юнцов… – мягко прошептала Лой.
– Блудливая кошка, – сказал Хор. Это не было оскорблением. Просто констатация факта.
– Хор… – Лой отвернулась от зеркала, подошла к бассейну. – Когда в женщине видят лишь накрашенную смазливую дурочку – проще…
Он плеснул в нее водой. Словно бы игриво, но ведь прекрасно понимая, как Лой этого не любит и как легко превратить сложный узор цветных пудр в грязные потеки. Лой увернулась, покачала головой.
– Ладно. Я понимаю. Обещаю, Хор, сегодня я не буду шататься и хохотать после второго бокала вина. И целоваться по углам со сластолюбивыми магами чужих кланов – тоже.
Хор с сомнением смотрел на нее из теплой, парящей воды. Он был огромен, мускулист, каждое движение выдавало в нем воина. Он так же не знал недостатка поклонниц, как Лой – нехватки кавалеров. Вот уже десять лет, как весенние схватки подтверждали его права быть другом Лой.
И все же он ревновал ее.
Не мог не ревновать. Лой, и ветреная и верная, способная и танцевать до упаду и неделями просиживать над полуистлевшими магическими трактатами, швыряющая золото клана на минутные прихоти и правящая тем же кланом железной рукой, искусно лавирующая между постоянно готовыми вцепиться друг другу в глотку сообществами кланов, оставалась вечной загадкой. Темно-синие глаза умели делаться то бездонными, то, напротив, непроницаемыми, словно черные камни под спящей водой – особенно когда она выносила кому-то смертный приговор. Лой умела так пройтись по залу, неважно, в прозрачном бальном платье или закутанная от шеи до пяток в черное, что у мужчин останавливалось дыхание, рты наполнялись жадной слюной и разум едва-едва удерживал последние рубежи перед натиском обезумевшей плоти, рвущейся из глубин страсти. В такие минуты Хор, как никогда, бывал близок к сумасшествию, к настоящей мании убийства.
И Лой, похоже, об этом прекрасно знала. Тем не менее ей нравилось дразнить его, играть с огнем, балансировать на грани, висеть на волоске; собственно, в этом и заключалась квинтэссенция того, что именовалось «Духом Кошки» – быть вечно на самом краю, скользить на гребне волны, ни во что не вмешиваясь и ни подо что не подставляясь. Кошки слыли первейшими интриганами в мире. И Лой среди них была лучшей. Злые языки утверждали, что Кошки сумели бы договориться даже с Прирожденными; а кое-кто шел дальше, утверждая, что они, мол, предадут в любой момент, как только сочтут это для себя выгодным, а может быть – уже и предали. Никаких доказательств никто, само собой, никогда собрать не мог, а Кошкам, казалось, совершенно все равно, что про них говорят. Даже более – шуткам над собой они смеялись едва ли не первыми. А кроме того, слыли авторами всех более-менее остроумных.
Еще они были знамениты своими балами. Где в ход шли любые снадобья и развлечения. Где согласно неписаным, но твердо поддерживаемым правилам, никогда не сводились счеты и члены враждующих кланом могли говорить спокойно, не хватаясь за оружие. На балах у Кошек отчего-то разом забывались все обиды и оскорбления.
Лой, полуприкрыв веки, послала в Хора тщательно выверенный взгляд. Сегодня ей и впрямь было не до флирта. Что-то неладное случилось с кланом Огня. Обычно на ее балы они являлись одними из первых. А теперь – их никого нет. Тоскливо мается возле стены бледный юноша с алым газовым шарфом на левом рукаве – и все.
Правда, хорошо и то, что эта странность – пока единственная. Остальные завсегдатаи уже собрались.
Бальный зал Лой Ивер был обычен для лесных правителей. Магия обратила обычный дуб в громадного, поистине «небеса подпирающего» колосса, поднявшегося высоко-высоко над туманными вершинами Поющего Леса. Ветви нижнего венца кроны опускались вниз до самой земли, сплетаясь так, что получились самые настоящие стены, не хуже крепостных. Каждая из ветвей толщиной была в столетний обычный дуб.
Ивер позаботилась и об остальном. Из-под корней великана бил ледяной ключ; Лой не слишком любила воду, как и всякая Кошка; но хрустальные капли на зеленой листве были так красивы, так легко играли в отблесках громадного очага, что она не удержалась.
Под темно-зеленой (или, в зависимости от сезона, густо-золотой) листвой вольно гуляли ветры. Лой вспомнила, сколько ей пришлось в свое время уламывать знаменитого Ритора. Убийца Дракона долго отнекивался, но в конце концов не устоял, сотворил нужное заклятье. Правда, после этого отчего-то ни разу не появился на ее балах. А жаль. Ивер была честолюбива. Ее предшественница танцевала «огненную» с самим Каэдроном, Каэдроном-Владыкой, когда молодой еще Дракон навестил Поющий Лес. Бабка Лой, Ивер Первая, ухитрилась заполучить на один из своих вечеров пленного принца Прирожденных, взятого в случайной морской стычке. Принца привели Воздушные, они потеряли в бою трех лучших магов, они едва держались на ногах – однако бабка тогда не подкачала, добилась своего, и память о «бале с Прирожденным» жива до сих пор. В отличие от принца, конечно.
