– Тика! – Флинт в восторге грохнул кулаком по столу. – Давай плати, ты, здоровенный облом! – указал он пальцем на Карамона.
– Э, так не пойдет, – засмеялся богатырь. – Она тебе подсказала.
– Во всяком случае, время свидетельствует, что Карамон ошибался, – проговорил Танис с улыбкой. – Я немало путешествовал по свету и не побоюсь утверждать: ты – одна из самых красивых девушек Кринна!
Польщенная Тика залилась румянцем, но тотчас же помрачнела.
– Мне тут кое-что передали для тебя, Танис, – сказала она и, порывшись в кармане, извлекла цилиндрической формы предмет. – Принесли только сегодня и при довольно странных обстоятельствах…
Нахмурившись, Танис взял у нее предмет. Это был футляр для письма, вырезанный из черного дерева и до блеска отполированный. Танис медленно вытащил кусочек тонкого пергамента, развернул и прочел. Чернила были черными, а почерк – крупным и четким, и при виде его сердце Таниса забилось тяжело и болезненно.
– От Китиары, – сказал он наконец и сам почувствовал, как натужно и неестественно прозвучал его голос. – Она не придет.
Какое-то время все молчали.
– Вот, значит, как, – проворчал затем Флинт. – Нарушенный круг, невыполненный обет… Не к добру это! – Покачал головой и повторил: – Не к добру!
3. СОЛАМНИЙСКИЙ РЫЦАРЬ. СТАРИК ДАЕТ ВЕЧЕРИНКУ
Рейстлин наклонился вперед. Они с Карамоном молча обменялись взглядами – и мыслями. Это был один из тех редких моментов, когда серьезное затруднение или опасность делали заметным их близкое родство. Китиара приходилась им старшей единоутробной сестрой.
– Она не нарушила бы обета, не будь она связана другой клятвой, и притом более важной, – высказал Рейстлин их с братом общую мысль.
– Что она пишет? – спросил Карамон.
Танис заколебался было, потом облизал пересохшие губы:
– Она служит какому-то новому господину, и многочисленные обязанности не дают ей отлучиться, о чем она весьма сожалеет. Она шлет всем нам самые лучшие пожелания и пишет, что любит… – у него перехватило горло, он кашлянул, – любит своих братьев и, – внезапно замолчав, он скатал пергамент, – и все.
– Любит братьев и кого? – спросил любознательный Тассельхоф. – Ой! – И кендер обернулся к Флинту – тот наступил ему на ногу. Потом он увидел, как покраснел Танис. – Ой, – повторил Тассельхоф, чувствуя, что сморозил не то.
– Вы поняли, о чем это она? – обратился Танис к братьям. – Что еще за новый господин?
– Можно ли говорить наверняка, если речь идет о Китиаре? – Рейстлин пожал худыми плечами. – Последний раз мы видели ее пять лет назад, здесь, в гостинице. Она отправилась на север вместе со Стурмом. С тех самых пор мы больше ничего о ней не слыхали. Что же касается нового господина, я бы сказал, теперь мы хоть знаем, почему она сочла возможным пренебречь обещанием: она принесла клятву верности кому-то другому. В конце концов, она же воительница, наемница.
– Да, – согласился Танис, убирая свиток в футляр. И поднял глаза на Тику: – Ты сказала, были какие-то странные обстоятельства? Какие же именно?
– Сегодня в середине утра письмо принес человек который… то есть я думаю, что это был человек. – Тика содрогнулась. – Он был с головы до ног замотан в какие-то тряпки, а лица я так и не разглядела. Он говорил таким шипящим голосом и с незнакомым акцентом «Передай это Танису Полуэльфу», – сказал он мне. Я ответила, что тебя, мол, нет и не было уже несколько лет. «Он придет», – сказал незнакомец. И ушел. Вот тот дедуля тоже его видел. – Тика указала на старца, сидевшего в кресле возле огня. – Спросите его, может быть, он еще что-то заметил?
Танис обернулся и посмотрел на старика: тот рассказывал сказки какому-то мальчику, мечтательно уставившемуся в огонь. Флинт тронул его за руку:
– Сюда идет кто-то, кто наверняка поведает тебе больше.
Танис оглянулся на дверь и воскликнул с теплотой в голосе:
– Стурм!
Все, кроме Рейстлина, повернулись, маг же снова отодвинулся в тень.
На пороге стоял некто в кольчуге и латах, нагрудник его украшала эмблема Ордена Розы. Воин держался подчеркнуто прямо; между тем большинство посетителей гостиницы взирало на него в лучшем случае хмуро. Ибо это был Соламнийский Рыцарь, а их репутация была в глазах всего Севера весьма сильно подмочена. Уж что говорить, если даже Утехи, лежавшей далеко на Юге, достиг слух об упадке и разложении Рыцарства!
Те немногие, что признали в Стурме прежнего жителя городка, передернули плечами и вернулись к своему пиву. Кто не признал – продолжал пялиться. В самом деле, когда в мирное время в гостиницу входит рыцарь в полном вооружении, это выглядит достаточно странно. И в особенности, если его латы были выкованы чуть не во времена Катаклизма!
Стурм принимал любопытные и недобрые взгляды как нечто закономерно проистекающее из его положения. Вот он поднял руку и тщательно разгладил пышные, густые усы – вековечный символ Рыцарства и такой же анахронизм, как его латы. Стурм, впрочем, не только с гордостью носил все рыцарские атрибуты, он в полной мере обладал и воинским искусством, которое они подразумевали. В общем, посетителям гостиницы хватило одного взгляда его спокойных, суровых глаз, чтобы сама собой пропала охота хихикать или делать какие-то замечания.
Рыцарь придержал дверь, пропуская вовнутрь высокого мужчину и женщину, закутанную в меха. Женщина повернулась к Стурму и, видимо, поблагодарила его, ибо он склонился перед нею в почтительном, старомодном поклоне, какие современный мир давно успел позабыть.
– Нет, вы только посмотрите на них, – восторженно тряхнул головой Карамон. – Доблестный рыцарь и прекрасная дама. Хотел бы я знать, где он только откопал этих двоих?
– Это варвары с Равнин, – сказал Тас. Он уже стоял на стуле и вовсю размахивал рукой, привлекая внимание друга. – Так одеваются в племени кве-шу.
Было похоже, что Стурм предложил варварам дальнейшую помощь, но они ее не приняли; рыцарь вновь поклонился и отошел, И двинулся через комнату с видом столь благородным и горделивым, точно шел к подножию трона принимать Посвящение от руки короля.
Танис поднялся на ноги. Стурм подошел к нему, и они обнялись. Сильные, жилистые руки рыцаря дружески стиснули плечи полуэльфа. Потом, отступив на полшага, они оглядели друг друга.
Стурм совсем не переменился, подумалось Танису. Разве что в уголках печальных глаз залегли новые морщинки, да в каштановых волосах прибавилось седины. Разве что еще чуть-чуть поистерся плащ, а на древних латах появились новые вмятины… Но густые усы, гордость рыцаря, топорщились совершенно по-прежнему, отполированный щит все так же блестел, а карие глаза, знакомо потеплели при виде друзей.
