Ознакомительная версия.
Пришелец слушал. Свитер у него был совершенно сухой, камуфляжные брюки влажные по колено, а ступни чистые и мокрые. Как будто гость подкатил на машине к самому подъезду, опустив при этом ноги в тазик с водой.
Девчонка говорила все громче. Когда она перешла на крик, пришелец резко осадил ее на том же языке; девчонка перевела дух и снова заговорила, на этот раз тихо, сдавленно, сквозь зубы.
Не цыгане, подумал Аспирин. Не арабы… Средняя Азия? Чушь… Что за язык? Кто они? Что они делают в моей квартире?
– Одну минуту, – начал он, но на него не обратили внимания. Девочка говорила и говорила, испепеляя пришельца взглядом – вернее, замораживая, потому что глаза у нее сделались как два ледяных шарика. Гость слушал; Аспирин почувствовал, как холодно стало вдруг в прихожей. Как будто мощный кондиционер включился вдруг на полную катушку – плюс восемнадцать… семнадцать… шестнадцать…
Пришелец сказал что-то коротко и властно. Шагнул вперед, явно намереваясь взять девчонку за ворот грязной футболки. Девчонка отшатнулась, быстро посмотрела на Аспирина: их взгляды встретились.
– Погодите, – сказал Аспирин (температура воздуха в прихожей к этому моменту опустилась, наверное, до плюс десяти). – Вы не объяснили мне, кем приходитесь… и куда хотите забрать. И не показали паспорт. И…
Гость обернулся, и еще не сказанные слова вмерзли Аспирину в глотку.
– Он тебя бил, – сказал пришелец по-русски.
– Он меня привел! Я провела у него ночь!
– Он ошибся, – пришелец смотрел на Аспирина, и тому хотелось стать тараканом и залезть под плинтус. – Вы ведь ошиблись, Алексей Игоревич?
– Я… – выдавил Аспирин.
Девочка снова заговорила на чужом языке. Пришелец отвел взгляд от Аспирина (тот облегченно отступил спиной в темную гостиную) и подошел к зеркалу в прихожей. Аспирину в какую-то секунду показалось, что поверхность зеркала покрывается ледяными игольчатыми узорами.
Пришелец поправил шнурок на шее – красно-желтый шнурок, чуть выбившийся из-под воротника. На груди под свитером угадывался продолговатый предмет, слишком большой для обыкновенного мобильника.
– Включите свет, Алексей Игоревич.
– А…что?
– Я говорю, включите свет в гостиной. Раз уж намечается разговор.
Щелкнул выключатель. Явились из темноты смятый плед на диване, пустая бутылка коньяка, разбросанные по полу журналы и диски.
Антикварные настенные часы цокнули в последний раз и стали. Аспирин даже не удивился, глядя, как подергивается, сокращая амплитуду, маятник.
– Можно мне сесть на диван? – босоногий ухмыльнулся. Он явно ни у кого никогда не спрашивал разрешения; Аспирин изобразил вялую попытку прибрать плед, но гость распорядился сам – отбросил клетчатую ткань в угол дивана, уселся, закинув ногу на ногу.
Девчонка не стала входить в комнату – опустилась на пол в дверном проеме.
– Она в самом деле провела у вас ночь?
Аспирин оскалился:
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что наступило утро, а девочка все еще находилась здесь, под этой крышей. Больше ничего я не имею в виду, не надо сверкать на меня глазами… Алексей Игоревич, зачем вы это сделали?
– Что я сделал?!
– Зачем вы ночью привели в дом совершенно чужого ребенка?
– Потому что там нарки! – рявкнул Аспирин. – Алкаши! Просто пьяная шпана! Что, непонятно?
– Непонятно, – печально подтвердил незнакомец.
Аспирин подумал, что по-русски он говорит без малейшего акцента. Как и Алена.
– Помочь ребенку – нормальная человеческая реакция, – сказал он, внутренне перекосившись от стыда.
Пришелец вздохнул. Поджал губы. Спросил о чем-то у девочки. Та ответила жестко, почти грубо.
– Дорогой друг, – незнакомец качнул босой ступней, поглядывая то на Аспирина, то на сидящую в углу Алену, – вы знаете, сколько детей в это самое время мерзнут под дождем? Или их бьют, например. Или насилуют. Вас это хоть каким-то местом цепляет?
– А кто вы такой, чтобы читать мне мораль? – Аспирину захотелось завернуться в плед. Или хотя бы обхватить себя за плечи – так в комнате сделалось холодно. Но он удержался, не желая показывать слабость. – Я не звал вас в гости. Или вы говорите, кто вы такой, и уводите девочку, или…
– Не отдавай меня! – крикнула Алена.
– Или? – с интересом спросил незнакомец.
– Или просто уходите, – тихо закончил Аспирин.
Раздумывая, гость дотянулся ступней до пустой бутылки. Потрогал пальцами крышку; в один сумасшедший миг Аспирину показалось, что сейчас он легко и непринужденно свернет колпачок – ногой. Вместо этого незнакомец толкнул бутылку, и она упала на ковер, как кегля.
– Дело затягивается, – сказал пришелец. – Хорошо, я скажу вам: я директор детдома, из которого эта мерзавка сбежала, никого не предупредив. И теперь я водворю ее на место… Вопросы будут?
– Вы врете, – сказал Аспирин. – Вы не директор детдома.
– А кто я?
Хотел бы я знать, подумал Аспирин.
– Гримальский, вам нет до нее дела, – сказал незнакомец. – Куда я ее уведу, будет ей хорошо или плохо… Она не будет больше отягощать вас и втягивать в авантюры. Да?
Аспирин молчал.
– Перед моим приходом вы собирались ее выкинуть? Да?
– Я сам с ней разбирусь, – сказал Аспирин тихо, – и сам за нее отвечу. Куда я ее отдам, будет ей там хорошо или плохо…
– Он сказал! – девчонка подпрыгнула. – Слышишь?
Еще раз бабахнуло за окном.
– Гримальский, вы попали, – печально заметил сидящий на диване незнакомец. – Я честно хотел вам помочь, но в вашем исполнении даже потуга на доброе дело оканчивается, гм… Возьмите, – он сунул руку за пазуху, вытащил сумку-«ксивник», висящую на одном шнурке с длинным кожаным футляром. Извлек из сумки ламинированную гербовую бумагу. Уронил рядом с собой на диван.
– Свидетельство о рождении Гримальской Алены Алексеевны, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, мать – Кальченко Любовь Витальевна, отец – Гримальский Алексей Игоревич. Денег не предлагаю – вы человек обеспеченный, а Алена скромный, неприхотливый ребенок.
– Как… – выдохнул Аспирин.
Пришелец поднялся, убирая «ксивник» за пазуху – вместе с футляром.
– А вот так, Алексей Игоревич. Были пути к отступлению, но вы отказались. Теперь прощайте, надеюсь, надолго.
– Это фальшивка! – Аспирин кинулся к дивану и схватил бумажку. Имена и даты были не вписаны чернилами, как когда-то в метрике самого Аспирина, а впечатаны на скверной печатной машинке, и только подпись начальника ЗАГСа – от руки.
– Это фальшивка. Это просто смешно.
– Не смешно, – пришелец остановился перед раскрытым пианино, где на клавиатуре все еще покоилась голова фарфоровой куклы. – Потому что это подлинный документ – во всяком случае, в книге гражданского состояния города Первомайска сделана соответствующая запись.
Ознакомительная версия.
