Нил Гейман - Истина — пещера в Черных горах

Ознакомительная версия.

Тогда он встал, держа камень, как топор, и бросился на меня. Но я мал, и он не мог ударить меня так, как ударил бы человека одного с ним роста. Чтобы нанести удар, он нагнулся — и это была его ошибка.

Я крепко сжимал костяной черенок и кольнул великана своим шилом снизу вверх, быстро и точно, как змея. Я знал, куда бью, и знал, что после этого будет.

Он уронил камень и схватился за правое плечо.

— Моя рука, — сказал он. — Я ее не чувствую.

И он стал ругаться, оскверняя воздух проклятиями и угрозами. Рассветные лучи на вершине горы окрасили все вокруг в чудесный голубой цвет. Даже кровь, которая проступила на его одежде, казалась фиолетовой. Он отступил назад, загородив собой вход в пещеру. Я чувствовал себя беззащитным — солнце светило мне в спину.

— Почему ты без золота? — спросил он. Его рука бессильно висела вдоль тела.

— Там нет золота для таких, как я.

Он снова бросился вперед и ударил меня ногой, выбив из моей руки шило. Я обхватил его ногу и прижался к ней как можно теснее, и мы вместе покатились с горы вниз.

Его лицо было надо мной. И я увидел на нем торжество, а потом я увидел небо, и вдруг надо мной очутилось дно долины. И я полетел вверх ему навстречу, а потом оно очутилось внизу, и я падал туда, навстречу гибели.

Удар, скачок, снова и снова, — мы кубарем катились по склону, и мир превратился в головокружительный калейдоскоп из скал, боли и неба, и я знал, что погиб, и все же не отпускал ногу Калума Макиннеса.

Я увидел золотого орла в полете, но надо мной или под — этого я уже не мог сказать. Он был там, в утреннем небе, в вихре осколков времени и чувства, в озере боли. Я не боялся, потому что время и пространство исчезли, и бояться было не в чем — для этого не осталось места ни в сознании, ни в душе. Я падал в пучину неба, упорно сжимая ногу человека, который хотел меня убить; мы налетали на скалы, нас било и швыряло. И вдруг…

…мы остановились. Это произошло так внезапно, что ошеломило меня, и я чуть не выпустил Калума Макиннеса и не улетел дальше, прямиком к смерти. Когда-то — наверное, уже давным-давно — гора здесь осыпалась, шкура с нее слезла, обнажив голую каменную поверхность, чистую и гладкую, как зеркало. Но это было внизу. А мы очутились на небольшом карнизе, и — о чудо! — здесь, намного выше той полосы, где имеют право расти деревья, торчало маленькое кривое деревце, не больше куста, хотя и очень старое. Это боярышник запустил цепкие корни в бок скалы, и именно он поймал нас своими серыми руками.

Я разжал объятия и сполз с ноги Калума Макиннеса на каменную крошку, Я стоял на узком карнизе и смотрел на обрыв. Вниз отсюда дороги не было. Никакой.

Я поглядел вверх. Пожалуй, это возможно, подумал я, — выбраться отсюда, мало-помалу вскарабкаться по склону, если удача будет на моей стороне. Если не пойдет дождь. Если ветер не слишком освирепеет. А какой у меня еще выбор? Разве что смерть. И тут я услышал голос:

— Эй! Ты оставишь меня умирать, карлик?

Я ничего не сказал. Мне нечего было сказать. Его глаза были открыты.

— Ты уколол меня, и моя правая рука отнялась, — продолжал он. — А еще я, по-моему, сломал ногу, когда мы падали. Я не смогу подняться с тобой.

— Может, у меня получится, а может, и нет, — ответил я.

— Ты залезешь. Я видел, как ты лазаешь. Там, у водопада, где ты меня спас. Ты вскарабкался на гору, как белка на дерево.

Я не разделял его уверенности в моих силах.

— Поклянись мне всем, что для тебя свято, — продолжал он. — Поклянись своим королем, который ждет за морем с тех пор, как мы прогнали с этой земли его подданных. Поклянись всем, что цените вы, странные существа, — тенями, и орлиными перьями, и молчанием. Поклянись, что вернешься за мной.

— Ты знаешь, кто я такой? — спросил я.

— Я знаю только, что хочу жить, — ответил он. — Больше ничего.

Я подумал.

— Клянусь всем, что ты назвал, — сказал я ему. — Тенями, и орлиными перьями, и молчанием. Клянусь зелеными холмами и стоячими камнями. Я вернусь.

— А я бы убил тебя, — сказал человек в кусте боярышника. Сказал весело, словно это была самая смешная шутка на свете. — Я собирался убить тебя и взять себе золото.

— Знаю.

Его волосы обрамляли лицо волчье-серым ореолом. На щеке, содранной о камни, алела кровь.

— Приходи обратно с веревками, — сказал он. — Моя лежит там, около пещеры. Но ее одной тебе не хватит.

— Хорошо. Я приду с веревками.

Я посмотрел вверх, на скалу над нами, изучил ее взглядом как можно внимательнее. Иногда от остроты зрения скалолаза зависит его жизнь. Я наметил путь, по которому следует двигаться, нарисовал в уме весь свой маршрут на склоне горы. Мне показалось, что я различаю тот уступ перед пещерой, откуда мы упали. Туда я и направлюсь, решил я. Так будет лучше всего.

Я подул на руки, чтобы высушить пот перед восхождением.

— Я вернусь за тобой, — сказал я. — С веревками. Я дал клятву.

— Когда? — спросил он и закрыл глаза.

— Через год, — ответил я. — Я вернусь сюда через год.

И я полез. Его крики преследовали меня, смешиваясь с криками гигантских крылатых хищников, когда я, распластанный по скале, взбирался на нее все выше и выше; они преследовали меня, когда я покидал Туманный остров, не унося с собой ничего взамен потраченных на путешествие времени и сил, и я буду слышать эти вопли краем сознания, в моменты перед приходом сна и перед пробуждением, до тех пор, пока не умру.

Дождь не пошел, а ветер трепал и дергал меня, но не сбросил вниз. Я одолел подъем и добрался доверху целым и невредимым.

Когда я вылез на уступ, вход в пещеру казался лишь черной тенью на полуденном солнце. Я отвернулся от него, повернулся спиной к горе и к теням, которые уже сгущались в трещинах и ложбинах и глубоко внутри моего черепа, и начал свой медленный путь с Туманного острова. Передо мной были сотня дорог и тысяча тропинок, и все они вели домой, в родные холмы, где ждала меня моя верная жена.

Ознакомительная версия.