— Ты помнишь, куда идти? — спросила она. — А то я заведу в чащу какую, потом не выберемся.
Бьёрн поднял на нее глаза, отвлекаясь от своих невеселых мыслей, оглядел лес и махнул рукой прямо.
— По-моему, туда…
— Точно? — Любава с сомнением поглядела в указанном направлении. Пожала плечами и повела Грома вперед.
"Нет…" — подумал Бьёрн. Он совершенно не был уверен, но надо же было куда-то идти…
Вскоре лес странно сомкнулся, Смолка недовольно фыркнула и наотрез отказалась идти дальше. Любавин Гром так же встал на месте, захрапел, заплясал, и Любава еле-еле его удержала. Повернулась к Бьёрну.
— Сдается мне, что мы пошли не туда, — обеспокоено произнесла она.
— Мне тоже… — пробормотал Бьёрн, доставая меч и вглядываясь в темные кусты. — Надеюсь, там никого нет…
Любава также вгляделась в кусты, наклонилась и вытащила из сапога кинжал.
— Может, пойдем обратно? — предложила она.
— Пойдем… — согласился Бьёрн. — Давай вперед.
— Куда вперед? — поинтересовалась девушка. Кивнула ему за спину. — Откуда именно мы пришли, не подскажешь?
Бьёрн тихо ругнулся.
— Иди уж куда-нибудь, все равно уже заблудились!
Любава немного постояла, испуганно оглядывая все темнеющий и густеющий лес, и едва слышно прошептала: "Леший, леший, поводил да отпусти!" Потом неуверенно двинулась вперед, держа наготове кинжал и ведя в поводу храпящего и настороженно озирающегося коня.
Бьёрн в последний раз оглядел подозрительные кусты и направился за девушкой.
Не успели они пройти и пары шагов, как из тех самых кустов на них кинулись три страховидла, с кривыми мечами наготове. Бьёрн успел обернуться и отбить первый удар, но Смолка, испугавшись, дернула поводья, намотанные на его правую руку. Бьёрн закусил губу от боли и потерял равновесие от сильного рывка лошади. Едва успел откатиться в сторону, мечи противников ударили в землю. Бьёрн тем временем уже оказался на ногах, пытаясь освободить руку от поводьев, но её сводило от боли, она напрочь отказывалась слушаться. Противники тем временем не стояли просто так. Сами мощные, намного шире Бьёрна в плечах, они нападали грамотно, не мешая друг другу, но и не давая забывать о себе. Бьёрн едва успевал отбиваться.
Заметив замешательство Любавы, он крикнул:
— Скачи отсюда, пока не поздно, дуреха!
Вместо этого девушка, как будто выведенная из ступора его криком, подскочила к нему и одним махом отрезала запутавшиеся поводья кинжалом, схватила Смолку за их остаток, свистнула Грому и отвела обоих от схватки. "Смотри за ней", — сказала она коню, а сама бросилась на выручку Бьёрну.
— Эй, вы! — ещё издали крикнула она, сжимая в руке кинжал. — А про меня не забыли?
Один из страховидлов отделился от драки и двинулся на нее. Любава не стала его ждать, бросилась вперед сама, привычно перехватив по-боевому кинжал… Мелькнули рыжие волосы, плащ; с молниеносной быстротой ускользнув от смертельного удара, Любава оказалась за спиной у противника и, прыгнув на него, вонзила кинжал по самую рукоятку ему в горло. Страховидл захрипел, забулькал, упал на колени. Как в каком-то кровавом забытьи и азарте, девушка подхватила оброненный противником меч, выдернула окровавленный кинжал и кинулась к Бьёрну.
Он бросил на нее мимолетный взгляд, покачал головой, мол, куда лезешь?.. И неожиданно шагнул вперед, мечом вспоров противнику живот. Третий оставшийся в живых вдруг страшно заревел и со всей дури (именно дури, не силы) отбил меч Бьёрна, едва не выбив у него из руки, и ударил не ожидавшего парня в челюсть. Бьёрн снова потерял равновесие и, хорошо приложившись затылком о дерево, оказавшееся за спиной, безвольно сполз по его стволу, выпустив меч. Страховидл ощерил гнилые зубы в гадкой ухмылке и занес над Бьёрном свой меч.
— Только попробуй, — услышал он за собой и в ту же секунду почувствовал уперевшийся в его шею кончик меча. Любава, чуть наклонившись, забрала у него оружие; в этот момент страховидл резко развернулся, видимо, намереваясь выбить меч Любавы, но напоролся животом на её кинжал и осел вниз.
Девушка выдернула кинжал, бросила и его, и меч и подбежала к Бьёрну. Присела рядом с ним на корточки, испуганно прислушалась к дыханию. "Живой", — с облегчением выдохнула она и осторожно погладила его по щеке. Прижалась к груди, поддавшись мгновенному, неожиданно нахлынувшему страху и ужасу перед тем, что произошло, — ведь она впервые в жизни убила…
Бьёрн неожиданно пошевелился, приходя в себя, и, открыв глаза, потянулся рукой к затылку.
— Вот леший…
Девушка подняла голову, улыбнулась.
— Покажи-ка мне, может, перевязать надо, — проговорила она.
— Ты мне улыбаешься? — криво усмехнулся Бьёрн. — Да ещё рядом сидишь! Вот это новости… А это… подумаешь, ударился… Не впервой…
— Так саданулся, что сознание потерял, — Любава приподняла одну бровь. Покачала головой. — Покажись лучше, мало ли.
Бьёрн, видимо, был ещё не в состоянии сопротивляться, и Любава смогла забраться ему за спину, чтобы посмотреть место удара. Но едва она тронула его волосы, как Бьёрн дернулся, и Любава, улыбнувшись, начала тихонько дуть, чтобы уменьшить боль, и одновременно разобрала волосы. Под ними виднелась едва заметная ссадина без крови.
— Шишка будет, — вынесла она вердикт.
— Ох, ну уж это я переживу как-нибудь! — заверил он её и, найдя взглядом лошадь, сказал: — Ну ты и предательница, Смолка…
Правой рукой он старался не двигать.
Лошадь скромно потупила глазки и отошла в сторону.
Бьёрн взялся за челюсть, покачал головой и осторожно поднялся, опираясь рукой о дерево.
— Вот леший… — ругнулся он в очередной раз.
Любава, некоторое время наблюдавшая за тем, как он баюкает свою руку, стараясь её не тревожить, наконец решилась предложить помощь: сняла с шеи свой длинный и широкий белый платок и протянула Бьёрну.
— Может, перевязать ее? — робко предложила она и жестом показала, как именно. — Вот так, чтобы она на груди висела и не двигалась. А?
Она и сама не знала, почему её вдруг стало так волновать состояние Бьёрна, почему ей стало хотеться ему помогать, а главное — почему вдруг, в один миг у нее пропало желание с ним спорить. Нет, конечно, если он сам начнет её оскорблять, она себя в обиду не даст и последнее слово за собой оставит в любом случае, но вот самой его провоцировать да подначивать ей как-то резко расхотелось. Оттого ли, что он неожиданно предстал перед ней человеком, обычным человеком со своими болями и слабостями? Оттого ли, что свадьба уже свершилась и далее лаяться с ним не было никакого смысла? Оттого ли, что в сегодняшнем разговоре у него то и дело проскальзывал намек на откровенность, который Любава мгновенно почувствовала своим каким-то десятым женским чутьем? Любава не знала. Но ей вдруг почему-то показалось, что Бьёрн совсем не такой, каким хочет выглядеть, что в глубине души он таит какую-то особую, страшную боль, которая и делает его таким бесчувственным и едким…
