Ознакомительная версия.
А в том, что город изменился, она не сомневалась. Причем изменился, понятно, в худшую сторону.
Сана с Изорой как-то говорили о возрасте крестной и не смогли его определить. Помешало то, что они смотрели на нее снизу вверх, она была наставницей, она стояла на довольно высокой ступеньке, и обе подружки, не желавшие признаваться себе, что зря потратили прорву времени и сильно засиделись на старте, решили, что Дара, очевидно, колдовским путем поддерживает в себе молодость, стало быть, Дара была всегда. Но если бы они заглянули в паспорт крестной (ну да, кроме прочего ненужного добра, был у нее и просроченный паспорт!), то очень бы удивились – крестная была моложе Изоры и почти ровесница Сане.
Просто она оказалась на Курсах в девятнадцать лет – случай, конечно же, небывалый, вещь недопустимая, однако это произошло.
Так вот – Дара шла по одной из центральных улиц, все замедляя шаг, потому что боялась увидеть еще одну прореху в своей жизни. Все же она вошла под арку и оказалась в длинном дворе. Точнее говоря, это были несколько дворов, не зря здание в свое время называлось пассажем Геккельна, по имени архитектора, и один от другого отделяли именно высокие, до четвертого этажа достигавшие арки.
Много лет назад эти небольшие дворы имели жалкий вид – безалаберное население превратило их в настоящие свалки. Сейчас у пассажа появился какой-то сердитый хозяин – во дворах даже завелись палисадники, огороженные оградками на манер кладбищенских, и чугунные скамейки. Первые этажи занимали кафешки, салоны, бутики – словом, цивилизация процветала.
В этой цивилизации не нашлось места для старой черемухи, чьи ветви касались окон третьего этажа, так что аромат в комнате был оглушительный. Черемуху, понятное дело, срубили, чтобы освободить пространство перед витринами еще одного салона – кожаной одежды.
Все было не так – не май, и не черемуха, и не девятнадцать лет, и не все впереди, и не полный блокнот стихов, в этом по-европейски стильном дворе не осталось места прошлому, получился двор-новодел, где прошлое не предусмотрено дизайнером, и все же Дара не сбежала. Наоборот – она вошла в кафе напротив той призрачной черемухи, села, заказала крепкий кофе, пятьдесят грамм «Метаксы», бутерброд с лососиной. И стала смотреть на окна третьего этажа.
Еще совсем недавно она сразу поняла бы – что там, за шторами. Теперь она оказалась обыкновенной женщиной, не умеющей проделывать магические трюки; женщиной, чья интуиция не воспитывалась лучшими мастерами; женщиной, имеющей всего лишь одно имя… впрочем, никто не отнимал у нее полученного при посвящении имени «Дара», так что хоть в этом она отличалась от других посетительниц кафе.
На подоконник опустились голуби – впрочем, и голуби тоже были не те. Дара подумала, что и подоконник наверняка не тот – призрачная черемуха гуляла меж окон, и понять, какое именно – заветное, Дара все еще не могла.
Голуби вспорхнули, окно приоткрылось, рука быстрой струйкой просыпала вдоль всего подоконника крошки и исчезла. Чья рука? Мужская, женская?
Дара не успела даже этого понять и рассердилась. Но пришлось отпить коньяка, сжечь в его маленьком остром огне свое раздражение, расслабиться, ждать дальше и думать, и думать.
Тот, кого она хотела обнаружить за стеклом, был, скорее всего, давно и удачно женат, растил детей, но Даре не было никакого дела до этой гипотетической семьи. Она хотела выследить того первого, в ком впервые в жизни увидела не мальчика, но мужчину, будущего своего мужчину, а что не сбылось – так это уже совсем другая история.
Ей просто нужно было посмотреть в его глаза.
Раньше она сумела бы послать зазыв (зазыв на печной дым, зазыв на ветер, зазыв на кладбищенский песок – все это проходили в первые недели Курсов, и проходили для проформы – те, кто поступал сюда, это и сами умели делать, а сейчас лучше всего бы сработал осовремененный вариант – зазыв на сигаретный дым) и преспокойно ждала за столиком, пока откроется окно и человек на третьем этаже начнет беспокойно вглядываться в лица прохожих, пересекающих пассаж. Теперь она даже этого не могла – а могла лишь сидеть и ждать. Впрочем, она не всего лишилась из-за хитро наложенного гейса, знание осталось при ней – наверно, для того, чтобы, сравнивая прошлое и настоящее, она острее осознавала свое бессилие.
А первое, что изучают на Курсах, то самое, о чем она так вдохновенно в свое время рассказывала Изоре и Сане, были четыре камня, четыре краеугольных камня, на которых каждая из крестниц впоследствии должна была возвести свое собственное злание.
И первый – мощное, сильное, яркое воображение. Второй – то гранитная, то стальная, то огненная воля. Третий – непоколебимая вера. Четвертый – соблюдение Тайны.
Любопытно, что все четыре свойства не покинули Дару, только здание рухнуло, осколки растаяли, а возвести новое было не из чего.
Итак, собрав волю, насколько это было возможно, в гранитный шар (раньше она ощущала тяжесть этого шара, теперь же лишь слова остались ей, утратившие силу, но все же – остались…), Дара заказала еще кофе, еще «Метаксы», еще бутерброд – на сей раз с икрой. И тихо фыркнула, сообразив, что если этот человек, допустим, болен гриппом и целую неделю будет отсиживаться дома, или же вообще в командировке, то она, сидя тут и таращась на призрачную черемуху, попросту сопьется.
К ней подсел мужчина, уже здорово пьяный, и какое-то время сидел тихо.
Она даже не посмотрела в его сторону.
Мужчина заказал дешевого брэнди и закурил. Дара встала и пересела за соседний столик. При этом она старалась не отрывать взгляда от двери подъезда, которая могла в любую минуту распахнуться и выпустить того, кто ей сейчас был необходим.
– Извините, – услышала она. – Я не спросил вашего позволения.
Ну, что на такую фразу ответишь? Дать это самое позволение курить? Так он, пожалуй, самые звуки голоса примет за приглашение сесть и начать ритуал ухаживания, достаточно несложный и у всех захмелевших мужиков в сущности одинаковый.
Поэтому Дара только махнула рукой – мол, не стоит разводить церемонии. И подумала, что вот ведь и сюда цивилизация добралась, в керамической загогулине стоит свечка, чье пламя должно съесть сигаретный дым, почему бы не зажечь ее?
– Рано темнеет, но скоро зажгутся свечи, – ответил на эту мысль непрошенный собеседник. – Как я устал…
Очевидно, он сообщил это сам себе и в ответе не нуждался.
– Да, я пьян, – непонятно с кем согласился незримый мужчина. – По-моему, я вторую неделю пьян. Мне просто некуда деваться. Хожу и ищу, кто бы меня спас. Может, это будете вы?
Ознакомительная версия.
