Карочей с интересом наблюдал за поднявшейся суетой и между делом знакомился с местной знатью, время от времени задавая пиры, до которых франки были большими охотниками. Ближе всех он сошелся с графом Робертом Турским и графом Эдом Орлеанским. Оба были родом из Нейстрии, оба получили свои уделы еще от Людовика Благочестивого и теперь лезли из кожи, чтобы заслужить любовь нового императора и сохранить за собой земли, вверенные им в управление. Главной сложностью в общении с благородными франскими сеньорами был язык, ибо не все они говорили по-славянски. Зато сам скиф за два с половиной месяца пребывания на чужой земле научился худо-бедно понимать их речь и теперь очень редко прибегал к услугам толмача.
– Но ведь Нейстрия по завещанию Людовика, кажется, досталась Карлу? – осторожно полюбопытствовал у графа Роберта бек Карочей.
Граф Роберт, занятый в этот момент костью кабана, убитого на охоте, бросил на скифа удивленный взгляд. Хазарский посол смотрелся человеком неглупым, тогда к чему задавать озабоченным людям нелепые вопросы.
Ответил граф не сразу, а только после того, как прожевал кусок мяса, запил его добрым глотком рейнского вина и вытер жирные пальцы о волосы подвернувшегося служки.
– В империи, бек, должен быть только один император, и чем дальше он находится от твоих владений, тем лучше.
Высказав эту разумную мысль, граф Роберт захохотал, и его смех тут же подхватил граф Эд Орлеанский. Граф Роберт и граф Эд не выглядели зелеными юнцами, обоим уже перевалило за тридцать. Внешне они сильно отличались друг от друга. Граф Роберт был коротконог, коренаст и, по слухам, наделен бычьей силой. Граф Эд, наоборот, по виду казался почти хрупким, но компенсировал недостаток силы ловкостью в движениях и отличался от своего приятеля-тугодума острым умом и проницательностью.
– Хотел бы я знать, кто дал мальчишке Пипину столько денег, – негромко произнес граф Эд, при этом пристально глядя на Карочея. – Сегодня на смотру он затмил всех сеньоров империи.
– А если бы ты узнал, то что тогда? – спросил Карочей.
– Попросил бы взаймы, – вновь захохотал граф Роберт.
– Нет, – отрицательно покачал головой Эд Орлеанский. – Серебром мы разживемся в Баварии. Просто мне хочется узнать имя человека, затевающего интригу за спиной у императора Лотаря.
– Увы, – развел руками Карочей. – Имя этого человека мне неизвестно, иначе я непременно бы сообщил его тебе, благородный Эд. А почему ты так уверен в благополучном завершении предстоящего похода, граф?
– Людовик не пользуется любовью в Баварии, – пренебрежительно махнул рукой Роберт. – Как только мы перейдем Рейн, все его тевтоны перебегут на сторону Лотаря. Герцог Баварский – человек неглупый, он сразу же запросит мира. Мы разъедемся по домам, не пролив и капли крови.
Увы, граф Роберт оказался никудышным пророком. Поход не задался с самого начала. Десятитысячное войско императора Лотаря утонуло в грязи сразу же, как только переправилось через Рейн. То ли время для похода было выбрано не слишком удачно, то ли небо покарало нетерпеливого императора, но после первого же дня пути, проведенного в трудах и мучениях, войско Лотаря уперлось в железную стену, ощетинившуюся пиками и копьями.
Карочей, вымокший до нитки, проклинал себя за легкомыслие. Уж ему-то точно не следовало пускаться в эту авантюру, рискуя при этом потерять не только здоровье, но и жизнь. Людовик Тевтон оказался куда более расторопным и предусмотрительным человеком, чем это мнилось графу Роберту Турскому. Во всяком случае, он собрал под своей рукой войско, превосходившее по численности армию Лотаря раза в полтора.
– Проклятье, – просипел простуженный граф Эд. – Он привлек под свой штандарт ободритов и лютичей. Но когда они успели собраться?
Похоже, Лотарь был поражен не меньше графа Орлеанского, во всяком случае, он бросил озлобленный взгляд на монсеньора Николая, который, нахохлившись, словно сыч, сидел в седле смирнехонькой кобылы по правую руку от императора. Секретарь папской курии был душой этого похода, но его расчет на внезапность не оправдался, и теперь новоиспеченному императору предстояло делать нелегкий выбор: либо принимать бой в весьма невыгодных условиях, либо как можно скорее уносить ноги из негостеприимной баварской земли.
К сожалению, погода не располагала к бегству. А у герцога Баварского было достаточно конницы, чтобы атаковать отходящего противника на марше.
– Надо договариваться, – вздохнул граф Роберт и вопросительно глянул в сторону императора.
Лотарь в бешенстве кусал губы. Конечно, никто не застрахован от неудач, но поражение в первом же походе, предпринятом в ранге императора, сулило ему в будущем большие неприятности. Слабый владыка всегда в тягость вассалам.
– Мы никуда не уйдем, – хрипло пролаял Лотарь. – Пусть атакует, если сможет.
Однако хитроумный Людовик атаковать не торопился. Армии, развернутые в боевые порядки, уныло стояли друг против друга, беспощадно поливаемые холодным осенним дождем. Так продолжалось целую вечность. Во всяком случае, бек Карочей замерз до икоты. Граф Роберт ругался в полный голос, не стесняясь присутствием императора и монсеньора Николая.
Последний даже вынужден был сделать графу замечание:
– Не богохульствуй, Роберт.
– Я бы поставил шатры, – негромко высказал свое мнение бек Карочей. – Скоро совсем стемнеет, и вряд ли герцог Баварский рискнет атаковать нас ночью.
– Золотые слова, – поддержал скифа Эд Орлеанский. – К тому же пора вступать в переговоры, раз уж мы не собираемся драться.
Предложение графа было разумным, это понимали все, кроме, пожалуй, императора Лотаря, за которым, к сожалению, оставалось последнее слово.
С наступлением темноты дождь прекратился, что позволило развести костры и кое-как подсушить насквозь промокшую одежду. Император укрылся в своем шатре, оставив ближников на пронизывающем ветру, видимо, ему надо было обдумать ситуацию в одиночестве.
Для монсеньора Николая тоже поставили шатер, и, надо отдать должное любимцу папы Евгения, он оказался куда более любезным человеком, чем Лотарь, и пригласил под полотняный кров замерзших сеньоров. Шатер был поставлен прямо среди грязи, так что присесть здесь было не на что, если не считать деревянного креслица, тут же занятого самим монсеньором, и трех лавок, на которых благородные франкские вожди отдыхали по очереди. Посреди шатра установили жаровню, чтобы хоть как-то спастись от холода и сырости. Граф Эд продолжал настаивать на переговорах, противников у него в шатре монсеньора Николая не нашлось, но все ждали, когда до этой мысли дозреет император Лотарь.
