Ознакомительная версия.
— Я люблю играть в войну солдатиками, — сообщила я ему после того, как он три дня терпел мое присутствие в кузнице.
Он был сильный — как и вообще все кузнецы. Его светлые от природы волосы почти всегда были темными от пота; с обветренного лица смотрели ярко-синие, как драгоценные камни, глаза.
— И кто побеждает, малышка?
— На войне не бывает победителей, — важно ответила я. — Те, кому везет, теряют меньше, чем другие.
Кузнец широко улыбнулся:
— Теперь понятно, почему наш щеголь так к тебе привязался!
Слово «щеголь» было новым для меня. Я отложила его на потом. Даже тогда я понимала: не стоит спрашивать Федеро, почему кузнец так назвал его.
— Он добрый, — солгала я. — Только в солдатики не играет.
Кузнец снова улыбнулся и ударил молотом по цепи: он чинил крепление салинга.
— Можно я возьму несколько солдатиков? — попросила я наконец. Говоря, я смотрела ему в глаза — я поняла, что заморские бледнокожие люди очень ценят прямоту.
Кузнец перестал работать и, не положив молота, вытер пот со лба.
— Малышка, нет у меня отливок для игрушечных солдатиков. И ни у кого здесь ты ничего такого не найдешь — разве что у господ пассажиров. Может, кто из них и играет по ночам в солдатиков у себя на койке. — Кузнец фыркнул. Тогда я еще не понимала, что он имеет в виду.
— Мне подойдут и стружки или гвоздики, — быстро сказала я. — Я наделаю из них целое войско! — Слово «войско» я услышала от Федеро; накануне вечером он читал мне длинное стихотворение о битве. Его послушать, получалось, битва — это состязание, у кого форма красивее.
— Такого добра у меня целый мешок. — Кузнец долго смотрел на меня; в его обычно сонных глазах мелькнула искорка. — Скажи-ка, малышка, ведь ты не станешь заряжать ими пушку и не вонзишь лошади под копыто?
— Нет, — тихо ответила я.
Он нагнулся ниже, по-прежнему сжимая молот в руке.
— Хочешь железо — получишь железо.
Позже я украла у помощника корабельного плотника плоскогубцы; ими я гнула гвозди и стружку. Согнутые кусочки металла я нашивала на поплин; так я нашла замену оставшемуся дома сокровищу. Я старалась шить очень быстро, когда знала, что Федеро ужинает с капитаном, или поздно ночью, когда он начинал дышать мерно и ровно. Бывало, корабельный колокол отбивал склянки, а я притворялась, будто это Стойкий наблюдает за мной, а ворчание пара в трюме — дыхание, идущее из мощных легких буйвола.
Так я отмеряла дни своего плавания по спокойным, освещенным солнцем водам Штормового моря и узнавала все, чему учил меня Федеро. По ночам я колола себе пальцы и вспоминала о доме, который уже тогда казался бесконечно тусклым и далеким.
Когда вдали показался Каменный Берег, мы уложили свои пожитки. Точнее, Федеро укладывал свои пожитки, а я помогала ему чем могла. У меня самой не было ничего, кроме выданных им холщовых рубах да куска поплина, спрятанного под койкой вместе с гвоздями и стружкой.
Я все время думала, как пронести это добро на берег. Мне пришло в голову только одно: как-то сунуть свои сокровища в багаж Федеро, а позже, если удастся, незаметно вынуть. В тот день он пристально следил за мной. Наверное, боялся, что я снова брошусь в море. Но я-то понимала, что это бесполезно — как мне пешком вернуться домой из Медных Холмов? И все равно Федеро мне не доверял.
В конце концов, когда он отвернулся, я кое-как запихала поплин под рубашку, но материя так выпирала, что пришлось срочно ее вынимать. Я бросила сверток под койку, но Федеро услышал лязг металла.
— Что там у тебя? — спросил он своим тягучим, ласковым голосом, и я поняла: он знает, что я задумала что-то такое, чего он не одобряет.
— Ничего… просто игрушка. — Как было написано в одной книге, которую он мне читал, «ложь, стоящая ближе всего к правде, все равно ложь». — Я обернула в материю маленьких металлических солдатиков — для игры.
Странное выражение мелькнуло у него на лице.
— Девочка, я ни разу не видел, чтобы ты играла!
— Я играю, только когда тебя нет, — скромно ответила я.
Федеро нагнулся и заглянул под койку. Ужасно хотелось лягнуть его в шею или между ног, но я сдержалась. Что толку? Бежать я все равно не смогу. Во всяком случае, пока не научусь переплывать океан.
— Ну-ка, посмотрим. — Он вытащил из-под койки сверток. Поплин развернулся, оттуда посыпались плоскогубцы, иглы, нитки и кусочки металла. Федеро встряхнул ткань. Она не зазвенела, потому что настоящих колокольчиков не было, но пришитые кусочки металла звякнули. — Ага!
Я выдержала его долгий, неспешный взгляд.
— За твое упрямство следовало бы избить тебя до синяков, — сказал он наконец. — И скормить тебе пригоршню металлической стружки… Но ты не дурочка, тебя не запугаешь и не сломишь… — Он снова свернул материю со всеми моими запасами. — Послушай меня, девочка. И заруби себе на носу. Забудь о своем шелке, расшитом колокольчиками. Там, куда ты скоро попадешь, любое упоминание о твоих родных местах считается очень серьезным преступлением. Твоя тропа ведет вперед, а не назад.
Внутри меня, как цветы после весеннего ливня, росло желание сопротивляться.
— Мои ноги эту тропу не выбирали!
— Да, не выбирали, — с грустью согласился он. — И все же эта тропа — твоя. Ты уже ничего не изменишь. Если будешь бороться, наживешь синяки и шрамы, а потом сломаешься, и тебя отшвырнут в сторону, потому что ты окажешься непригодна для той задачи, которую тебе предстоит решить. Но у тебя есть и другой выход: стремиться вперед, победить всех соперников и получить главный приз.
— Какой еще приз? — прошипела я.
— Жизнь, здоровье, безопасность. — Он ухватил меня пальцами за подбородок и, прищурившись, посмотрел прямо в глаза, как будто передавал что-то мысленно. — Право снова самой выбирать за себя.
Федеро выпустил меня, а мой сверток сунул под мышку.
— Об этом мы никогда не говорили. Больше я не вспомню о нашем разговоре. Лучше всего будет, если и ты тоже о нем не вспомнишь. Забудь о нем — как и о колокольчиках.
Он вышел из каюты, подошел к борту и, даже не оглянувшись (я следила за ним с порога), швырнул в воду мою слабую попытку протеста.
Хотя тогда я еще толком не понимала, о чем он, я догадалась, что он сказал мне слишком много. Взрослые почти всегда говорят то, чего дети не понимают. Я стараюсь сама не повторять такой ошибки… В тот же день я расценила его действия как очередную подлость в долгой череде подлостей.
Тогда я дала себе слово, что не позволю ему снова сломить меня.
— Иди сюда! — позвал Федеро. — Посмотри на свой новый дом.
Я медленно, нога за ногу, побрела к нему.
Ознакомительная версия.
