- Пусть бы уже и не говорили. Неохота и поминать Верхнего Мага. Он как глянет - так мурашки по коже. Такой же страшный, как и Саен, не к ночи будут помянуты оба. Пусть заберут их души зменграхи или гуссовы утопленники...
Птицу все эти разговоры настораживали. Что за Верхний Маг, которому собираются ее продать? Она снова станет рабыней? И ее увезут в Верхнее Королевство как рабыню? С Верхними Магами Саен вряд ли сможет тягаться, это даже ему не под силу.
Птица приуныла. Запястья затекли и надсадно ныли, голова немного болела и страшно хотелось есть и пить. Она с вечера не брала в рот пищи, и Еж уже, наверное, давно хватился ее. Беспокоиться и не может понять, что случилось. Еда у него и у Травки есть, голодными они не останутся. И хлеб есть, и яйца, и молоко. И вчерашний ягодный пирог должен лежать на столе, в большой миске, накрытый полотенцем. С едой все хорошо , но вот испугаться они могут.
А Саен что о ней подумает? А вдруг он догадается - зачем Птица понеслась на соседний холм, и не захочет ее выручать? Он ведь строго велел не прибегать к колдовству, и Птица вовсе не дура, чтобы понимать, что приворот тоже входит в запретные деяния.
Неутешительно все и не радостно. Вот же глупая она! Глупая! Дурочка и есть, и большие никто она! И зачем только поплелась на эту клятую горку? Ну, отпустил бы ее Саен после своей женитьбы, так, небось, не с пустыми руками. Не голодную, с хлебом и деньгами. Уж как-нибудь пристроилась бы в Каньоне. Может, убирала бы у кого. Может, на рынок попросилась бы, товар продавать. Она красивая, улыбаться покупателям умеет. Что еще надо?
А теперь вот продадут ее в какой-нибудь торговый караван к вонючим воинам-охранникам, и будет она грязная, оборванная, битая всеми. Уж лучше бы она оставалась в Линне, у мамы Мабусы. Уж лучше бы ее продали в храм Набары.
Вот тебе и три улыбки солнца. Профукала она всю свою удачу, не оценила. Все дулась на хозяина, все боялась, все дичилась. А теперь вот - ни чистого теплого дома, ни хорошей одежды. Даже обуви на ногах - и того нет.
Невеселые думы одолевали Птицу. А рядом плелся Мыгх, и мысли у него в голове были длинными, ленивыми и очень простыми. Будто не мысли, а какие-то толстые черви, что еле ворочаются. Короткие, бесцветные. Только и думал Мыгх, что о медяках, да об овощной похлебке, да о торговке Хамме, которая и должна дать денег за плащ. И при этом Мыгх временами поглядывал на Птицу, словно желал убедиться, что одежда не исчезла с нее, не пропал его долгожданный заработок.
Вдруг Птица нахмурилась. Как-то получилось, что она стала понимать то, о чем думает идущий рядом Мыгх. Пусть не внятно, не четко, пусть только наметки. Но вот же, догадалась, что он хочет есть и хочет поскорее продать плащ и сапоги. И больше никаких мыслей у него в голове, как будто башка слишком маленькая, и любым другим думам просто нет в ней места.
Неожиданное открытие не взволновало и не обрадовало. Уж лучше бы она оставалась в домике Саена и занималась сейчас хозяйством, чем выслушивала глупые мысли разбойника с дурацким именем Мыгх. И откуда эти двое взялись в Каньоне? Птица думала, что темные люди не водятся в этом светлом месте, что таких в Каньон не пускают.
А, может, и действительно не пускают. Пробрались тайком, по бездорожью да оврагам. Вон, продираются через чащу леса, ломятся через колючие кусты, ругаются и машут небольшими топориками. Оружия у этих двоих не водится - настоящего оружия. Ни мечей ни сабель, только ножи короткие и непутевые, да вот, небольшие топорики, которыми разве что сучья на костер рубить да дорогу в кустах прокладывать. И то - не очень удобно.
И, вот, наконец, к полудню, когда солнце, спрятанное за тучами, поднялось достаточно высоко, чаща густого леса вдруг расступилась, склон ушел резко вниз и запахло сыростью и камышом. Где-то печально закричали утки - и сразу же пронесся над головой косяк. Птицы собирались на юг, куда-то к Линну, на зимовку. Так рассказывал Саен, что утки в Каньоне улетают на зиму в теплые места. Была бы Птица уткой - так полетела бы вместе с ними и оказалась у теплого моря и жаркого песка, в родном городе...
Они приехали к маленькому озерцу у входа в ущелье. По краям озера стояли небольшие деревянные домики - даже не домики, а хижины в одно окошко. Темные, крытые деревянными досками.
- Давай сразу к Хамме, покажем нашу добычу, - тут же оживился Мыгх.
- Ну, не, братец. Торопиться не станем. Надо все разузнать, надо набить цену на товар. А то Хамма - хитрая баба, вмиг облапошит. Наговорит всякой ерунды нам, а мы и поверим ей. Нет уж, давай к нашей пещере, пока никто нас не заметил.
- Так там больной Лаик же. Как бы не заразил девушку нашу...
- А нам-то что с того? Мы ее к тому времени успеем продать, так что не бойся, глупец.
Оба разбойника свернули в сторону и потянули за собой осла. Жили они в небольшой пещерке, где стояла сложенная из камней печечка, а вход был заложен плотно подогнанными досками, и была пристроена деревянная дверь.
Пахло в их жилище отвратительно. Грязным тряпьем, дымом, гарью. Мусором и всякой ерундой. У печки, на боку, валялся грязный котелок, сваленное тут же тряпье, видимо, служило подобием постели обоим. Птицу толкнули в темный, загороженный деревянным заборчиком угол и велели нагнуться и пройти в проход.
- Там пещера есть. И вода есть - ручеек. Вот туда и иди, девушка. А не то отвесим тебе тумаков, - весело велел Хум, - а Саен твой скоро придет, вот увидишь. Сейчас и придет за тобой.
- Может, покормить ее чем? - буркнул Мыгх.
- Обойдется. Не есть сюда приехала. А нам бы самим раздобыть себе еды. Сними с нее плащ, ты что-то забыл, за что хотел денег выручить...
- О, и то дело. Девушка, давай-ка сюда твой плащ. Поживее, слышишь?
Птица, еще не успевшая огляделся в темноте пещеры и так и не понявшая, куда ей надо идти, с сожалением взялась за тесемки. Вот теперь будет еще хуже - вот теперь она не только будет изнемогать от голода, но и дрожать от холода. Но одежду свою отдала - все равно ведь заберут.
Мыгх заботливо принял плащ и тут же засуетился:
- Ты огонь разведи, согреемся. И девушка наша тоже согреется. А я мигом к Хамме сбегаю, обменяю добычу на деньги. Принесу нам хлеба, сала и крупы. Сварим кашу, поедим. Отдохнем. Мы ведь заслужили отдых, правильно, Хум?
- Еще как заслужили, братец, еще как! Я тоже с тобой пойду, пригляжусь - может, увижу мага того. А огонь еще успеем развести. Ты осла-то привяжи, а то эта глупая скотина убежит отсюда, ищи ее после.
Осла они держали тут же, в пещере, и Птица поняла, чем еще пахло. Ослиным навозом, который эти двое не очень-то, видимо, старались убирать. Ослы потому что оба, вот что. Пещера трех ослов...
Что ж, можно радоваться хотя бы тому, что у нее развязаны руки - как только Птицу сняли с осла, Хум тут же разрезал ножом веревки, совершенно справедливо полагая, что из их убежища девушка никуда не денется.
