Потом он упал. И мучительно медленно пополз вперед.
Мунглам застонал:
– Что они с ним сделали? Я должен ему помочь!
Однако Дивим Твар удержал его:
– Нет, нельзя выдавать наше присутствие. Пусть он доберется до леса, и тогда мы ему поможем.
Даже те, кто проклинал Элрика, теперь испытывали сочувствие к альбиносу, который то ползком, то нетвердой походкой продвигался к ним. До тех, кто находился внизу, доносился тонкий смех с зубчатой стены замка. Они даже смогли разобрать несколько слов.
– Ну, что скажешь теперь, волк? – издевался голос. – Что скажешь?
Мунглам сжимал кулаки и дрожал от гнева. Ему было невыносимо видеть, как насмехаются над его гордым другом, вдруг утратившим свою силу.
– Что с ним случилось? Что они с ним сделали?
– Терпение, – сказал Дивим Твар. – Скоро мы все узнаем.
Они с трудом дождались, когда Элрик на коленях доползет до леса.
Мунглам выскочил вперед помочь своему другу. Он обнял альбиноса за плечи, но тот зарычал и сбросил его руку. Он весь горел от сжигавшей его ненависти, которая была тем страшнее, что оставалась бессильной. Элрик ничего не мог сделать для уничтожения того, что ненавидел.
Дивим Твар взволнованно сказал:
– Элрик, расскажи, что случилось. Если хочешь, чтобы мы тебе помогли, мы должны знать, что произошло.
Элрик, тяжело дыша, согласно кивнул. Немного успокоившись, он слабым голосом принялся пересказывать происшедшее.
– А это значит, – простонал Мунглам, – что наши планы перечеркнуты, а ты навсегда потерял свою силу.
Элрик отрицательно покачал головой.
– Должен быть какой-то способ, – выдохнул он. – Должен.
– Какой? Если у тебя есть план, поделись со мной, Элрик.
Элрик сглотнул и прошептал:
– Хорошо, я тебе скажу, Мунглам. Только слушай внимательно, у меня не хватит сил повторить.
Мунглам ничего не имел против ночей, но только если они были освещены уличными фонарями. Он не любил ночей, когда оказывался далеко от городских огней, и ему не нравилась ночь, опустившаяся на замок Никорна, однако он надеялся на лучшее и действовал согласно плану.
Если Элрик не ошибся в своих выводах, то сражение еще можно было выиграть – и захватить дворец Никорна. Но это было опасно для Мунглама, который не любил лезть на рожон.
Он с отвращением смотрел на стоячую воду рва, думая, что их дружба теперь подвергается самому серьезному испытанию. Смирившись с неизбежным, он погрузился в воду и поплыл.
Мох, которым поросли стены, был скользким, но он все же сумел добраться по нему до стеблей плюща, который давал более надежную опору. Мунглам медленно поднимался по стене. Он надеялся, что Элрик прав и Телебу К’аарне нужно некоторое время отдохнуть, прежде чем он сможет совершить новое колдовство. Поэтому-то Элрик и торопил его. Мунглам продолжал свое восхождение и наконец добрался до маленького незарешеченного окна. Человек нормального телосложения не смог бы пролезть внутрь, но небольшие габариты Мунглама в этом случае оказались весьма полезными.
Он, дрожа от холода, пробрался в помещение, потом оказался на узкой каменной лестнице, по которой можно было как подняться выше, так и спуститься вниз. Мунглам нахмурился, подумал немного – и направился вверх. Элрик лишь в самых общих чертах объяснил ему, как добраться до нужного места. Ожидая худшего, он на цыпочках шел по каменным ступеням. Он приближался к покоям Йишаны, королевы Джаркора.
Через час Мунглам вернулся. Его трясло от холода, с него лилась вода, но при нем был Буревестник. Он нес рунный меч с осторожностью, опасаясь таящегося в нем зла. Меч снова жил черной пульсирующей жизнью.
– Слава богам, я оказался прав, – слабым голосом пробормотал Элрик. Он лежал, окруженный двумя или тремя имррирцами, включая и Дивима Твара, который сочувственно смотрел на альбиноса. – Я молился, чтобы мое предположение оказалось справедливым, и Телеб К’аарна отдыхает после трудов, связанных с моей персоной…
Он шевельнулся, и Дивим Твар помог ему сесть. Элрик протянул длинную белую руку к мечу – как наркоман к своему жуткому снадобью.
– Ты передал ей мое послание? – спросил он, благодарно взявшись за рукоять.
– Да, – ответил трясущийся Мунглам. – И она согласилась. Ты оказался прав в своих предположениях. Телеб К’аарна настолько устал, что ей не составило труда уговорить его отдать ей ключ. А Никорн нервничал, опасаясь, как бы атака на замок не было предпринята, пока Телеб К’аарна не в силах этому противодействовать. Йишана сама отперла тот шкаф и отдала мне меч.
– Иногда и от женщин бывает какая-то польза, – сухо сказал Дивим Твар. – Хотя обычно в таких делах от них одни помехи. – Было очевидно, что Дивима Твара заботят не только насущные проблемы предстоящего штурма замка, но никто не спросил, что его беспокоит. Это казалось чем-то личным.
– Согласен, Владыка драконов, – чуть ли не весело ответил Элрик. Больное тело альбиноса быстро наполнялось энергией, наделившей его нездешней силой. – Настал час мести. Но помните, мы не должны причинить никакого вреда Никорну. Я дал ему слово. – Он твердо взялся правой рукой за эфес Буревестника. – А теперь пусть заговорят мечи. Я думаю, мне удастся призвать на помощь союзников, которые дадут работу чародею, пока мы будем штурмовать замок. Чтобы вызвать моих воздушных друзей, магическая фигура мне не потребуется.
Мунглам облизнул губы.
– Значит, опять колдовство. Говоря откровенно, Элрик, вся эта земля уже пропитана магией и населена подданными Ада.
Элрик прошептал на ухо своему другу:
– Это не подданные Ада, а честные элементали, которые во многих смыслах не уступают по силе демонам. Оставь свои страхи, Мунглам. Еще немного простого колдовства – и у Телеба К’аарны навсегда исчезнет желание мстить мне.
Альбинос нахмурился, вспоминая пакты, заключенные в древности его предками. Он глубоко вздохнул и закрыл свои исполненные болью алые глаза, а потом принялся раскачивать меч в руке. Он начал напевать низким голосом, похожим на завывания ветра. Грудь его быстро вздымалась, и некоторым из молодых воинов, тем, кто не был посвящен в древние традиции Мелнибонэ, стало не по себе. Голос Элрика был обращен не к человеческим существам, его слова адресовались невидимому и неосязаемому – сверхъестественному. В древнем напеве стали слышны слова-руны…
Проклятого слушай волю:
Пустырохочет ураган,
Пусть Граолл и Майша с ревом
Вихрем прочь несут врага!
Плетью пламенного пекла,
Песней черного клинка,
Ласшааров скорбным стоном
Взвейтесь, ветры, в облака!
И быстрей лучей искрящих,
И как бурь морских волна,
И быстрей стрелы летящей
Унесите колдуна![1]
Голос его срывался, зов разносился звучно и высоко.
