Ознакомительная версия.
Такое оружие создали Айз Седай, и никогда не будет другого. Когда оно было закончено, подошли к концу и война, и Эпоха, вместе, а мир — разлетелся вдребезги; непохороненных мертвых было много больше, чем оставшихся в живых, и эти живые спасались бегством, стремясь отыскать какое-нибудь — любое — убежище, каждая вторая женщина оплакивала мужа либо сыновей, которых она больше не увидит; когда создание оружия было завершено, Айз Седай, которые еще оставались в живых, поклялись: никогда впредь не создавать оружия, чтобы один человек убивал другого. Все Айз Седай дали такую клятву, и каждая женщина из них с тех пор верна этому обету. Даже Красные Айя, а они мало беспокоятся о том, что случается с любым человеком мужского пола.
— Один из этих мечей, простой солдатский меч, — с легкой гримасой, почти печальной, если бы про Стража можно было сказать, что тот выказал подобное чувство, он вложил клинок обратно в ножны, — стал чем-то иным. С другой стороны, те, что были изготовлены для полководцев, с клинками столь твердыми, что ни один кузнец ничего не мог поделать с ними, и на которых уже стояло клеймо цапли, эти клинки стали товаром, спрос на который весьма и весьма велик.
Руки Ранда, будто обжегшись, отдернулись от меча, лежащего поперек колен. Меч стал падать, и он инстинктивно подхватил оружие, прежде чем оно ударилось о камни площадки.
— Вы хотите сказать, что этот сделан Айз Седай? Я думал, что вы говорите о своем мече.
— Не все клинки, отмеченные знаком цапли, — работа Айз Седай. Немногие владеют мечом с таким искусством, чтобы называться мастерами клинка и удостоиться в награду клинка с клеймом цапли, но даже и так — сохранилось недостаточно клинков Айз Седай, чтобы эта горсточка мастеров имела каждый по одному. Большинство клинков с цаплей — от мастеров-оружейников; лучшая сталь, какую могут выковать люди, но все равно обрабатывается она человеческими руками. Но вот этот, пастух… этот клинок мог бы поведать историю трех тысячелетий, а то и больше.
— Я не могу удрать от них, — произнес Ранд, — правда? — Он балансировал перед собой мечом, держа за наконечник ножен; оружие выглядело совершенно так же, каким он помнил его раньше. — Работа Айз Седай. — Но Тэм дал его мне. Мои ОТЕЦ дал его мне. Юноша гнал от себя мысли о том, как двуреченскому пастуху достался клинок с клеймом цапли. На их течении таились опасные скалы и глубокие омуты, которые ему вовсе не хотелось изучать.
— Ты и в самом деле хочешь удрать, пастух? Спрошу еще раз. Почему ты тогда не ушел? Меч? За пять лет я сделал бы тебя достойным его, сделал бы тебя мастером клинка. У тебя быстрые кисти, хороший баланс, и ты не повторяешь одной ошибки дважды. Но у меня нет пяти лет на твое обучение, и у тебя нет пяти лет на учебу. У тебя нет даже одного года, и тебе это известно. Как бы то ни было, по ноге ты себе мечом не попадешь. Держишь ты себя так, пастух, словно родился с мечом на поясе, и большинство деревенских задир почувствуют это. Но этого у тебя было с лихвой почти с того самого дня, как ты опоясал себя мечами. Так почему ты все еще здесь?
— Мэт и Перрин еще тут, — промямлил Ранд. — Я не хочу уходить, пока не отправились в путь они. Я боюсь никогда… Я могу не увидеть их всю… многие годы, может быть. — Он запрокинул голову, опершись затылком о стену. — Кровь и пепел! Ладно, они хоть просто думают, что я спятил, раз не иду домой вместе с ними. А Найнив то смотрит на меня как на несмышленыша шести лет от роду с разбитыми коленками, за которым ей приходится ухаживать; то она смотрит так, будто увидела чужака, которого она может обидеть, если станет присматриваться повнимательнее. Она — Мудрая, и, кроме того, вряд ли, по-моему, ее что-то испугает, но она… — Ранд покачал головой. — И Эгвейн. Чтоб я сгорел! Она знает, почему мне нужно уйти, но всякий раз, как я заговариваю об этом, она смотрит на меня, и у меня внутри все переворачивается… — Он прикрыл глаза, прижав рукоять меча ко лбу, словно бы мог выдавить из головы все, о чем раздумывал, мог забыть о существовании подобных мыслей. — Я бы хотел… хотел…
— Ты бы хотел, чтобы все снова стало так, как и было, пастух? Или чтобы девушка отправилась с тобой, вместо того чтобы идти в Тар Валон? По-твоему, она променяет возможность стать Айз Седай на жизнь в скитаниях? С тобой? Если ты найдешь верные слова, она, может, так и поступит. Любовь — чудная штука. — Голос Лана звучал неожиданно устало. — Такая чудная она штука.
— Нет. — Хотел Ранд именно этого, — чтобы она захотела уйти с ним. Он открыл глаза и распрямил спину, придал голосу твердости. — Нет, если б она спросила, я не позволил бы ей идти со мной. — Он не допустил бы, чтобы это с ней случилось. Но, Свет, как было бы хорошо — всего на миг, — если б она сказала, что хочет! — В ней просыпается ослиное упрямство, если она думает, будто я пытаюсь указывать ей, как поступать, но я все еще в силах уберечь ее от такого. — Ему хотелось, чтобы она оставалась дома, в Эмондовом Лугу, но все надежды на это оказались перечеркнутыми в тот день, когда в Двуречье появилась Морейн. — Даже если это означает, что она станет Айз Седай!
Краем глаза Ранд заметил приподнятую бровь Лана и вспыхнул. А Страж заметил:
— И в этом-то вся причина? Тебе хочется провести побольше времени с друзьями по деревне, прежде чем они уйдут? Потому-то ты еле ноги волочишь? Ты же знаешь, кто дышит на твои следы.
Ранд сердито вскочил на ноги:
— Хорошо, это из-за Морейн! Если б не она, меня бы и близко тут не было, а она даже словом со мной не обмолвится.
— Ты бы погиб, если б не она, пастух, — ровно произнес Лан, но Ранда было уже не удержать.
— Она рассказывала мне… рассказывала ужасные вещи обо мне. — Пальцы, сжимавшие меч, побелели. То, что я сойду с ума и умру!.. — А теперь и двух слов мне сказать не хочет. Она ведет себя так, будто я ничуть не изменился с того дня, когда она отыскала меня, и это тоже дурно попахивает.
— Ты хочешь, чтобы она обращалась с тобой как с тем, кто ты есть?
— Нет! Я не об этом. Чтоб я сгорел, я не знаю зачастую, что сказать-то хочу! Этого я не хочу, а другое приводит меня в ужас. А теперь она куда-то подевалась, совсем исчезла…
— Я говорил тебе: иногда ей нужно побыть одной. И не тебе спрашивать о ее поступках. И никому другому.
— …не сказав никому, куда уходит, или когда вернется, или даже вернется ли вообще. Она должна же что-то сказать мне, чтобы помочь, Лан. Хоть что-то. Должна. Если она когда-нибудь вернется.
— Она вернулась, пастух. Минувшей ночью. Но, думаю, она сказала тебе все, что могла. Удовольствуйся этим. От нее ты узнал все, что мог. — Лан качнул головой, и голос его оживился. — Сидя ты ничему не научишься. Пора заняться немного стойками. Через «Рассечение Шелка», начиная от «Цапли, Шагающей в Камышах». Запомни, что стойка Цапли — единственно для тренировки равновесия. В ней ты — открыт; если станешь ждать, пока первым двинется противник, ты успеешь поразить цель, но его клинка тебе не избежать.
Ознакомительная версия.
