Правда, мелькнула мысль, оно может лезть прямо из нас, человек, как известно, просто переполнен всяким, как от Сифа, так и от Змея…
Утром я поднялся рано и беспокойно ходил взад-вперед по келье, которую не назовешь тесной, в голове все еще продолжает бушевать ураган, я с изумлением ощутил, что мысли мои носятся уже далеко за пределами Храма — что неправильно, неужели я приезжал зря…
В дверь тихонько постучали.
— Сиг? — крикнул я. — Заходи!
Дверь тихонько отворилась, вошел отец Мантриус, неслышный и сдержанный, тихо-тихо притворил за собой.
— Доброе утро, — сказал он и чуть-чуть поклонился, — брат паладин.
— Правда? — переспросил я. — Утро доброе, отец Мантриус. Простите, я ожидал Сигизмунда. Садитесь, пожалуйста. Вина, мяса, девок?.. Э-э, простите, я хотел сказать, молитвенник?
Он усмехнулся.
— Спасибо, ничего не нужно. Меня прислали разбудить вас, у настоятеля собирается народ для обстоятельного разговора.
— Тогда пойдемте?
Он взглянул на потолок, подумал, что-то подсчитал, шевеля губами.
— Трое из старших сейчас заняты внизу, — сообщил он. — Крепят стену, готовят неприятные сюрпризы тем, кто сумеет прорваться… Это займет их еще на полчаса.
— А Сигизмунд?
— Юный паладин сейчас в молельне, — сообщил он. — Просит Господа очистить от великих грехов… откуда у него великие грехи, брат паладин?
— Думаете, — огрызнулся я, — от меня набрался? Грехи не блохи, так быстро не перепрыгивают.
Он огляделся, по-хозяйски сел на табуретку, очень ровный и спокойный, в полном равнодушии пожал плечами.
— Сейчас он просит дать силы для новых сражений… Могу сказать еще, брат паладин, отец настоятель готов с вами наконец-то поговорить серьезно.
Я встрепенулся.
— Надеюсь, мои слова наконец-то дошли… или кого-то задели? Как насчет вина на дорожку?
Он подумал, махнул рукой.
— Ладно, но только вашего. После него такой огонь по жилам!
Я наполнил кружки, себе снова темно-красного виноградного сока, отец Мантриус взял свою обеими руками, поднес к лицу и с удовольствием принюхался.
— Божественный запах, — проговорил он с чувством. — Ной не все на ковчег взял, но виноградную лозу выбрал лучшую.
— Надеюсь, — согласился я и невольно подумал, что во времена перед потопом вообще не осталось непьющих, если даже лучший из лучших оказался почти алкоголиком. — Помимо постройки ковчега это второе великое решение Ноя.
Он хитро улыбнулся, сделал большой глоток.
— Заметьте, брат паладин, ковчег велел построить Господь, а виноградную лозу Ной взял сам!
— У нас всегда так, — согласился я. — Полезное делаем только по приказу, а пакость какую — так сами с песнями!.. Отец Мантриус, когда вы в прошлый раз спорили с отцом Аширвудом, вы очень хорошо несколько раз его поймали на скользком льду… Или, говоря по нашему, по-паладиньи, врезали с правой…
Он усмехнулся, отпил снова и некоторое время смаковал, полузакрыв глаза.
— У нас такое случается часто. Что именно вы имели в виду?
— Вы красиво сказали, — напомнил я, — ваша деятельность в стенах этого монастыря служит спасению всего человечества… это была фигура речи? Должен сказать, очень эффектная!
Он перевел дыхание, повторил с неудовольствием:
— Что вы имеете в виду?
— Правильно ли вас поправил отец Аширвуд, — разъяснил я, — что вы имели в виду спасение только душ человеческих?
Он взглянул на меня из-под нависших бровей, помолчал, но я ждал с великим терпением, и он произнес сумрачно:
— Брат паладин, это и есть наша первостепенная задача!
— А какие второстепенные? — спросил я настойчиво.
Он фыркнул, вперил взгляд в кружку, где уже явно показалось дно, затем поднял голову и взглянул на меня в упор.
— Вы ведь были воином, брат паладин?
— Я им и остался, — объяснил я. — Как паладин, являюсь рыцарем-монахом. И сражаюсь с нечистью мечом и крестом, спасая не только души, но и тела, ибо Господу нужны живые люди, чтобы строили Царство Небесное на земле, как он и велел нам делать, выгнав на принудительные земляные работы Адама с его женой.
Он буркнул:
— Ну, Адама вообще-то зря… хотя, конечно, если жена согрешила, да еще со Змеем, то виноват все-таки муж. Однако не мое дело Господа осуждать, хотя, будь я тогда там, я бы деликатно подправил, учитывая его возраст… В общем, есть и второстепенные, как же без них? Хотя для кого-то из наших они стали уже первостепенными.
— Отец Мантриус?
Он посмотрел на меня почти с неприязнью, как на человека, что пристает с какими-то мелкими несущественным вопросами.
— Есть братья, которых больше заботит мирская жизнь. Нет, сами туда не уйдут, но о живущих в ней радеют, хотя если те погибнут летом, то попадут в рай, а проживи они жизнь до конца — сколько нагрешат?
Сердце мое забилось чаще, я спросил жадно:
— Это те, которых заботит Маркус?
— Багряная Звезда, — отрезал он сурово, — это знак, это приговор, это испытание!.. Это как гибель Содому и Гоморре… нет, это как Всемирный потоп, который наслал Всевышний на погрязшее в грехе человечество!..
Я сдержался от резкости, проговорил почти смиренно:
— Отец Мантриус, я уже устал напоминать, хотя монахи лучше меня это должны знать, Господь о Всемирном потопе предупредил за сто двадцать лет!.. Он велел Ною посадить кипарисовую рощу, а через сто двадцать лет срубить эти деревья и построить из них ковчег, на котором и спасется с женой и сыновьями. Люди смотрели, как сажает Ной черенки, спрашивали, зачем, он объяснял, а они смеялись, хотя могли бы постепенно одуматься, покаяться, начать вести более достойную жизнь, и потопа бы не было!.. Более того, наступил день потопа, но умер великий герой Мафусаил, и Господь отсрочил потоп еще на несколько дней, чтобы героя похоронили с почестями и выждали время траура… Это был последний шанс, но люди не воспользовались даже им.
Он сказал с неприязнью:
— Мы это знаем. Лучше вас знаем и помним. К чему эти слова?
— Господь и сейчас дает шанс, — сказал я с нажимом. — Если будем жить, как люди до потопа… ну, как и жили, то Багровая Звезда Зла сметет нас с лица Земли, а немногие уцелевшие дадут начало иному человечеству… если в самом деле уцелеют, ведь когда-то могут и не уцелеть! Однако если сумеем дать отпор этому проклятому Маркусу, то Господь скажет, что мы выдержали испытание, и… всемирный потоп будет отменен!
Он буркнул:
— Всемирный потоп уже был. Теперь человечество погибнет в огне. Имелся в виду, конечно, Маркус.
— Но может и не погибнуть, — возразил я. — Господь дал нам свободу выбора! Теперь не сможем, как дикие эллины, валить все на волю богов. Все зависит, увы, только от нас!
