— Я никогда не выйду замуж, — сказала она тихо, но решительно.
— Ну что ты, Стрекоза. Ты еще встретишь человека, которого полюбишь, — мягко отозвался Лионель. И даже головы не поднял.
— Я уже встретила, — прошептала Лионетта, но он не услышал.
Тогда она спросила громче:
— Так ты дашь мне такое средство, чтобы Ивон перестал за мной ходить?
Лионель молчал целую минуту, потирал ладонью лоб, оставляя на нем грязные полосы. Лионетта уже поняла, каким будет ответ, но все чего-то ждала. Пока он, наконец, не уронил руки, зажав их между коленями, и не поднял на нее глаза.
— Прости, сестричка. Этого я не могу сделать. Не имею права.
— Ну и ладно, — с показной легкостью отозвалась Лионетта. — Я и сама справлюсь.
Глава 3
Учились в храме только мальчики. Впрочем, девочек принимали тоже, но никто из горожан что-то не торопился отдавать своих дочерей в обучение. Да и Богиня редко наделяла даром женщин. А если и случалось такое, то обычно девочка, взрослея, становилась ведуньей или знахаркой. И знать не знала ничего о храмовых премудростях. Управлялась с даром, как сама знала.
Среди мальчиков были и такие, как Лионель — плебеи и простолюдины, горожане и даже вилланы, — были и нобили. Учился в храме, например, сын одного аркарского тана. В возрасте двенадцати лет у мальчишки проявился дар, и перепуганный папаша привел его в храм. Едва не на коленях гордый тан умолял храмовников сделать что-нибудь, избавить наследника от непрошенного подарка Гесинды. Избавления ему не обещали, а на обучение юного тана приняли. Способности, правда, оказались слабенькие, не чета Лионелевым. Так что о посвящении в маги и речи не заводилось. Достаточно было научить парнишку управлять своим даром, чтобы по неосторожности не наделал бед. И таких, как этот юный тан, со слабенькими способностями, среди учеников было много. Еще больше — около половины всех мальчишек — тех, кто даром вовсе не обладал. Этим по окончании обучения предстояло вернуться в семьи и заняться делом, которое выбрали для них родители.
И только немногие собирались пройти посвящение и остаться при храме служителями Богини.
Конечно, силой новопосвященных магов никто в храме не удерживал. Никто не запрещал селиться в городе. Но они сами предпочитали оставаться в доме своей покровительницы. Потому что — кто из простых смертных поймет стремления мага, кто его поддержит? Обыватели кланялись им с уважением, смотрели почтительно, но старались держаться подальше. Мало ли что…
Лионелю и вовсе нечего было делать в городе. Родных у него не осталось, отцовский дом переходил к храму. Да Лионель и сам не хотел в него возвращаться. Зачем? Все время вспоминать, как жил там с родителями? Самого себя обречь на вечную скорбь?
Лионетте, милой сестричке, очень хотелось, чтобы он вернулся. Это он знал, хоть она и не высказывала желания вслух. Но даже ради того, чтобы доставить ей радость, он не готов был переступить порог опустевшего, давно мертвого дома. Он старался и не смотреть на заколоченные окна, когда проходил мимо.
За неделю до посвящения Лионель прекратил все занятия. Большего за оставшееся время ему все равно не достигнуть, а голова нужна была свежая и ясная. Отдохнувшая. Испросив разрешения у мэтра Эйбела, он покинул храм и вышел в город. С зимы он не заглядывал к матушке Аманде и мастеру Риатту, всю весну и все лето провел внутри храмовых стен, и теперь почувствовал укол совести. Нехорошо… Нехорошо забывать тех, кто был к тебе добр.
Солнце еще пригревало, но в осеннем воздухе ощущался холод, предвестник зимней стужи. Спрятав руки в широкие рукава балахона, Лионель неспешно пошел вниз по улице. Сколько раз в детстве он бегал этой дорогой! Он улыбнулся, вспомнив, как в первые недели мешались, путались в ногах длинные полы непривычного ученического одеяния, и как уличные мальчишки дразнили его длиннорясым. Теперь о нем почтительно говорят: послушник Гесинды. А скоро будут говорить: посвященный.
Лионель даже не сомневался, что пройдет посвящение. Кому, как не ему, носить синюю мантию мага? Порог его силы, хотя и размытый (Лионель до сих пор не знал толком, на что способен, хотя помалкивал об этом), был весьма высок. Необычайно высок. Недаром все наставники давно согласились, что Лионель — один из самых способных учеников за все время существования храма, и что его ждет большое будущее. Один только мэтр Эйбел был скуп на похвалы. Потому что хорошо знал, что честолюбие юноши отнюдь не уступает по величие его способностям. А честолюбие, если его подогревать похвалами, может до большой беды довести. И уже доводило, и не раз, магов поопытнее семнадцатилетнего мальчишки.
Еще издалека Лионель заметил, что в дверях лавки кто-то стоит. Подошел поближе и увидел высокого плечистого юношу в простой рубахе с закатанными рукавами и замшевой жилетке поверх нее. Юноша стоял, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки, и мрачно глядел на улицу. При виде подошедшего Лионеля он потемнел лицом еще сильнее.
— Здравствуй, Ивон, — сказал Лионель и хотел войти в лавку. Но Ивон, выше его на голову, загородил дорогу.
— Нету ее.
— Кого?
— Лионетты. Ушла.
— Куда же?
— Почем мне знать? Может, в храм. Может, на рынок.
— Ну так я подожду ее.
— Едва ли она скоро вернется.
— А я никуда не тороплюсь, — улыбнулся Лионель.
Ивон неохотно посторонился и пропустил его. Шагнул вслед за ним в лавку, не разнимая скрещенных на груди рук. Смотрел исподлобья, но молчал.
У прилавка мастер Риатт разговаривал с посетителем, который крутил в руках отполированное арбалетное ложе. Обернувшись к вошедшим, он прищурил глаза, вгляделся. И окликнул не слишком приветливо, сурово даже:
— Лионель! Ты, что ли? давно тебя не видать было.
Черноглазый и темноволосый, мастер Риатт очень походил на свою дочку. Лионель, поклонившись, подошел.
— Занятий было много. Через неделю состоится посвящение…
— Знаю, — проворчал мастер Риатт. — Дочка говорила. Но минутку, наверное, мог бы и уделить, а? Навестил бы нас, стариков.
Лионель развел руками.
— Пришел, как только смог.
— Ладно, ладно. Проходи в дом. Моя старуха будет рада тебя видеть.
"Старуха", как называл мастер Риатт свою вовсе еще не старую супругу, и впрямь обрадовалась гостю. У самого же хозяина приход Лионеля вызвал сложные чувства. Храмовникам вообще и магам в частности он не доверял и добра от них не ждал. И на дружбу дочери с одним из длиннорясых, на ее частые походы в храм Богини смотрел с неудовольствием. Но запрещать не пытался — никогда и ни в чем он не ограничивал свою любимую дочь. Хотя предпочел бы, чтобы Стрекоза подобрее смотрела на Ивона и была с ним поласковее. Ведь хороший парень, надежный, работящий — и собой ладен, не то, что этот мальчишка-колдун. Тощий, черный, рябой, и глазищи бесовским огнем сверкают. В одних только глазах, разве, красота и есть. Да и красота-то какая — страшная, лютая…
