Ознакомительная версия.
Монастырь Недонг в долине пользовался недоброй славой. Местные говорить о нем отказывались, а если и говорили, то лишь в том ключе, что, мол, держались бы вы, белолицые, от этого местечка подальше. Если верить сойкам, Владимир Петрович мотивировал свое желание ознакомиться со святыней жаждой духовного просветления. Глядя на смуглые и неодобрительные лица обитателей долины, я в святости горного приюта и душеспасительных намерениях нашего путешественника сильно усомнился.
Внизу вовсю зеленели и буйствовали джунгли, а здесь поземка секла лобовое стекло вездехода. И без того невысокое закатное солнце так надежно было закрыто западными хребтами и тучами, что я даже пожалел о деньгах, потраченных на установку тонированных стекол, щитков и инфракрасных камер. В водительском кресле сидел Нили, а я устроился сзади и внимательно изучал разворачивающийся перед нами скалистый ландшафт. Абсолютно ничего интересного в ландшафте не было — скалы и скалы, с нависающими над ними более мощными вершинами, укрытыми полотнищами ранних снегов. Лишь однажды мелькнуло корявое деревце, украшенное, по обыкновению, желтыми молитвенными лентами — единственное пятнышко цвета в черно-белом пейзаже.
Если бы монастырь находился где угодно, а не в Гималаях, намного проще и безопасней было бы добраться по нему подземными тропами. Однако азиатские хребты с недавнего времени для нас закрыты. Царство Эрлика, изначально располагавшееся под Алтаем, разрослось до безобразия, захватив Тянь-Шань, Памир и горные районы Тибета. Это было обидно, это было разорительно — мы теряли старые шахты одну за другой — и, наконец, это становилось просто опасно. Если беззаботный путешественник отправлялся на прогулку по одному из больших азиатских туннелей и ненароком сворачивал не в тот коридор, больше его уже не видели. Самое обидное, что Эрлик изначально был из наших. Альв-полукровка, более известный во времена моего деда под именем Альрика Сладкоголосого, достаточно намутил воды, чтобы асы наконец обозлились и устроили на него настоящую охоту. Тогда-то он и подался в гуннские степи, а впоследствии откочевал за Урал. Не знаю, чем уж он так поразил тамошних шаманов — язык у мерзавца, по словам деда, был острее змеиного жала — однако те в испуге объявили его богом смерти и принялись приносить ему человеческие жертвы. Надо сказать, что век полукровок долог, долог, но не бесконечен. По всему, Альрику-Эрлику уже давно пора было упокоиться в могиле, однако тот и не думал помирать. Что неудивительно, поскольку человеческие жертвы — один из немногих способов раскатать жизнь полукровки до пределов, почти сравнимых с нашей вечностью.
Через пару часов поземка улеглась, а на утесе впереди затемнели какие-то пятна. Это была деревня шерпов, последнее в здешних краях людское поселение перед монастырем. Как они живут на этой верхотуре, где у нормального человека легкие через сутки распухают и кровь идет горлом, не представляю. Однако вот, приспособились. Чудесная эволюционная — или, скорее, морфогенетическая пластичность — еще одно могучие оружие смертных в борьбе за выживание.
В хижинах помаргивали огни. Последним усилием наш «Витязь» вскарабкался по узкой дорожке к тому, что здесь считалось деревенской площадью — и Нили заглушил мотор. Против ожиданий, местные жители не высыпали из домов встречать чужаков, не приветствовали нас ни хлебом-солью, ни ружейными выстрелами. Было тихо. Было слышно, как на краю деревни заливается собака, маленькая и злая, судя по голосу, шавка, и как снег скребется о стены построек.
— Что они все, вымерли? — проворчал Нили, выскакивая из вездехода. УЗИ, до этого лежавший на пассажирском сидении рядом с ним, он прихватил с собой.
— Спрячь автомат, — посоветовал я, открывая дверцу.
Будто в ответ на вопрос Нили, дверь ближайшего дома открылась и на пороге показался старик — а, может, и старуха, под несколькими слоями одежды не разберешь. Нили, все еще ворча, спрятал автомат под куртку. Старик спросил что-то на кангпо, которым ни я, ни телохранитель не владели. Увидев, что мы не понимаем, он помахал рукой, повернулся и скрылся в своем жилище.
— Будем считать это приглашением, — сказал я, и, закинув за плечи свой рюкзак, последовал за стариком в дом.
Старик оказался молодой и миловидной женщиной по имени Тенгши. Она разделяла дом с маленьким сыном и престарелыми родителями. Отец ее с грехом пополам говорил по-китайски, и мы выяснили, что муж Тенгши погиб в горах при темных каких-то обстоятельствах. Семья, как и весь их поселок, жила разведением яков.
Мы сидели на циновке. Электричества в поселке не было. Нили предложил притащить лампу из вездехода, но мне хватало и света масляного светильника. Нили вовсю уплетал лапшу из большой миски. В отличие от нижних жителей, здесь не пользовались палочками. Мне, как почетному гостю, выдали алюминиевую ложку, на которой, присмотревшись, я обнаружил клеймо Нижневартовского посудного комбината. Неисповедимы пути кухонной утвари. А, быть может, этой самой ложкой трапезовал капитан Гармовой, и оставил ее в наследство гостеприимным хозяевам? Я уже представил, как бравый вояка извлекает ложку из-за голенища армейского ботинка и протирает ее специально для этого хранимой ветошкой — но в ходе беседы выяснилось, что чужеземец в поселке не останавливался. Это меня малость насторожило: либо он нашел другую дорогу к монастырю, либо никогда и не собирался в эту нифлингову обитель и лишь отвлекал внимание от своей истинной цели. В любом случае, есть вероятность, что мы потеряли след — тогда поиски придется начинать заново.
Пока Нили насыщался, а я задумчиво прихлебывал чаек с тусклыми поплавками жира, из угла на нас таращился малыш Аншти. Круглые черные глазенки мальчика возбужденно поблескивали. За всю свою короткую жизнь он впервые видел чужаков. Даже люди из долины не заходили в это богами забытое местечко, предпочитая осуществлять торговые сделки в одном из нижних поселений.
Когда трапеза завершилась и разговор о здоровье родственников и скотины пошел на убыль, хозяева деликатно оставили нас одних. Нили немедленно растянулся на циновке. Я вынул из рюкзака карманное зеркальце и при неярком свете принялся соскребать отросшую за день щетину. Телохранитель мой возмущенно фыркнул. Сам он, как только мы покинули цивилизованную Европу, отринул всякое подобие маскировки и немедленно заплел бороду и волосы на затылке в традиционные косы.
— Ну что ты ворчишь? Хочешь, одолжу бритву, у меня и запасная есть, — поддел его я. — Тебя снежком присыпать, и как раз выйдет любимый местными сочинителями йети.
Ознакомительная версия.
