Все еще хмуря лоб от усердных раздумий, губернатор подошел к окну, и выглянул на улицу, разглядывая свои владения.
- Значит, вы согласны прибегнуть к ее помощи? - уточнил Фостер.
- Да, без сомнений. Пошли к ней солдата.
- Не почтите за наглость, но лучше всего отправить не одного, а двоих.
- Ты как всегда прав, мой друг. Пусть они изложат ей суть дела и попросят совета.
-Да, сир, - Фостер поклонился и, повернувшись, направился обратно к дверям, вновь нарушая своими тяжелыми шагами зыбкую тишину губернаторского дворца.
2.
Его серые глаза как всегда смотрели исключительно вдаль с легким прищуром, а он сам торопливо шагал по каменной мостовой. Солнце находилось в своем зените, но тепла от этого не становилось больше, так как было только начало месяца Цветения. Вздрогнув невольно плечами, Фостер проходя мимо лавки со спиртными напитками, взял один из глиняных кувшинов с узкой горловиной и пошел дальше. Владелец лавки предпочел не заметить пропажи, ведь жизнь ему была гораздо дороже полулитра рисовой водки.
Глотнув жидкости из кувшина, Фостер скривился от накатившей зубной боли, продолжив путь в сторону ждущей его кареты, которая должна была подвести его к шатру. Военных шатров в губернии было четыре и в каждом проводили большую часть дня по пятьсот солдат и офицеров. Шатры были огромными как в диаметре, так и в высоту, от чего их можно было разглядеть в любой части губернии, только если их не заслоняли, в некоторых ракурсах, губернаторский дворец или же тюремная башня.
Взобравшись в карету, он приказал кучеру держать путь к восточному шатру, в котором служил капитан Малвилл - любимец солдат и ничтожных. Джеймсу же капитан не нравился. Они были полной противоположностью друг друга. Стоило отметить, что и капитан не жаловал главу охраны губернатора.
Малвилл был хорошим командиром и верным подчиненным, а потому был на хорошем счету у Его Высочества Губернатора Сан Бир Вил Грея. Строить против него заговор у Фостера и в мыслях не было. Он не видел в нем настоящего соперника, которого стоило опасаться, а потому любой ценой устранить. Конечно, глава охраны дворца мог отправиться в любой из шатров, расположенных в разных углах губернской стены, но он все же решил отдать предпочтения именно тому, в котором руководил именно капитан Уолтер Малвилл. Разве мог он лишить себя удовольствия и не показать тому, кто на самом деле главный, а если получиться, то и унизить капитана перед его же подчиненными?
Карета осторожно тронулась с места, и Фостер откинул голову на спинку мягкого кресла и прикрыл глаза. Сон пришел к нему практически мгновенно, так как прошлая ночь была слишком короткой и беспокойной.***
Завершался вчерашний день вполне обычно - то есть в кабаке. Он появился перед его дверями, когда на улице еще не была ночь, а вечер подходил к концу. Кабак Харви Тан Кин Листмана как всегда был переполнен пьяными немытыми людьми, а потому и тяжелым запахом, в котором ярче всего прочерчивался запах пота, табака и алкоголя. За главным столом не было свободного места. Стулья и длинные скамейки были заняты армейцами, торговцами, простыми отморозками (которые себя любили называть "наемниками") и Океан Надежд знает кем еще. Все они играли в покер.
Стоило Джеймсу Фостеру войти в забегаловку окутанную сизым дымом, как вокруг стало немного тише. Так было всегда во время его появления перед всем этим сбродом. Весельчаки на мгновение теряли чувства юмора, а шлюхи прекращали смеяться или же плясать под халтурную мелодию скрипача. Даже для играющих в карты его появление не оставалось незамеченным: кто-то прижимался поближе к соседу, а кто-то и вовсе вставал со своего места, освобождая его для Фостера. Во всех кабаках Андора ходило негласное правило: не говорить громко, не смотреть в глаза и не касаться одежды главы охраны губернатора, когда он проходил мимо, особенно если он был трезв. Кто-то придерживался этих правил и когда глава охраны губернатора находился навеселе. Зачем было рисковать, пусть даже в подпитие Фостер был немного благосклонней ко всем завсегдатаям кабаков?
Как правило, заходя в паб, Фостер прямиком направлялся к стойке бармена, чтобы пропустить сразу пять стаканчиков самого крепкого виски, и только после этого присаживался за игральный стол.
Но, в тот день он изменил этой традиции, а все потому, что приметил за покерным столом Джереми Хан Гур Уотсона, названного своими поклониками "Укротителем Меча и Кинжала". Уотсон был родом из Госбуна, и не часто появлялся в Андорской губернии. Его считали лучшим воином в своей губернии, так же, как и его самого в Андоре. Но, многие считали молодого и амбициозного Уотсона лучшим и во всем объединение Эрис. Фостер не сомневался, что многие жители не то что Госбуна, но и Андора считали, что у него нет шансов в бою против госбунца. И практически все андорцы мечтали, чтобы этот бой состоялся, в надежде, что Уотсон сможет отправить главу губернаторской охраны раньше времени на Землю Мертвых.
Завсегдатаи кабаков не боялись Уотсона, пусть даже у того была точно такая же репутация хладнокровного убийцы, как и у главы охраны губернатора Андора. Но, в отличие от Фостера, Уотсон всегда убивал своих жертв в бою или же на дуэлях и никогда от его рук не погибал ни один представитель ничтожного или же среднего класса из-за некой непонятной посторонним прихоти.
Из-за карточного стола встал высокий бородач по имени Винсент Таб Ларсон, который сам себя провозгласил "лучшим другом" главы охраны губернатора. Фостер мог бы убить его в любой момент, но пока что его такие мысли не посещали, так как действия подхалима и прихвостня его всегда чем-то подкупали. А в глазах того, Фостер всегда мог прочесть восхищения в свой адрес, что не могло ему не льстить.
- Рад приветствовать тебя, о, друг мой! - несмотря на широко расставленные руки, Ларсон не стал его обнимать, понимая, что такого жеста Фостер не потерпел бы даже от представителя дворянской родословной, а не то что от среднего класса коим он являлся. Он только слегка наклонился, держа руки расставленными, выказывая ему свое почтение.
Фостер отстегнул меч от своего бедра и протянул его Ларсону, продолжая глядеть на Уотсона, после чего занял освободившееся место, как раз напротив госбунца.
Уотсон вместо приветствия, одарил Фостера кривой улыбкой, продолжая придерживать сомкнутые в корсет талии двух смазливых девиц, сидящих у него на коленях. Их изукрашенные красной пудрой щеки выглядели броско и нелепо на их белых как молоко лицах. Обеим девушкам на первый взгляд было не больше двадцати лет.
