С явным усилием Мелика повлекла это нечто кверху.
И лишь спустя несколько мгновений обомлевшая Гита начала различать в руке у подруги, которою по-прежнему владел (хотя и безмолвствовал теперь) вещий дух, словно бы призрак цветка – серебристый и дымчатый.
Недораспустившийся, сизо-серый бутон, бахромчатые лепестки которого походили на язычки сменившего колер пламени, был совсем невелик, вдвое меньше самого малого из тюльпанов садовых, что оптимистически пестрели деревенскими палисадниками всего месяц назад. И стебель его, толстый и короткий, был сплошь покрыт какими-то неопрятными, липкими как паутина волосками – почти как стебель колдовской сон-травы.
«Ну вот… Такой ценный – и совсем некрасивый…» – разочарованно подумала Гита.
– Нам, по-моему, слишком везет, – сказала Мелика. Она была очень бледна, но, по крайней мере, больше не говорила чужим голосом. – Тюльпан вот нашли…
– А чего, нельзя?
– Наверное, нельзя! Сама рассуди – если б было можно, тут бы, при дармовщине, уже все наши толкалась…
– А может, мы просто смелые? Смелые и везучие?! – с вызовом сказала Гита.
– Вот я и говорю, что какие-то мы слишком везучие, – Мелика шла, прижимая к груди цветок, который окончательно обрел материальность и походил теперь скорее на дорогую безделицу, сработанную ювелиром из серебра, стекла и тусклого февральского утра.
– Ничего не слишком. В самый раз. Может, все-таки дашь посмотреть? – уже в третий раз спросила Гита, кивком головы указывая на цветок.
– Пока нельзя. Вот из Полей выйдем – тогда будет можно.
Гита не стала спорить с Меликой – после всего, что было, разве с ней поспоришь? Все-таки правильно она придумала Мелику с собой взять. Самой ей Тюльпан было не найти, прошла бы в двух шагах – и ничего не увидела. Верно Лид говорил – нецелованным надо быть, нецелованным. Как Мелика.
Вот уже и лесок замаячил – совсем близко. А там – бегом домой, благо под горку идти легче. Небось уже и стадо с косогора привели… При мысли о теплом парном молоке у Гиты сладко засосало под ложечкой. Молоко, творог, дырчатый спелый сыр – Гита замечталась об ужине и едва устояла на ногах, оскользнувшись на луже наемницкой кровавой блевотины.
Теперь они шли молча. Экономили силы – Поля оказались слишком уж обширными.
– Вот сейчас за этот холм зайдем – а там уже и дорога, – пообещала Гита.
Но она ошиблась. Никакой дороги за холмом не было. Лишь новые невеселые картинки.
– А вот наш меч стоит… Постой, но он же в другой стороне вроде остался. Так?
Найденный и покинутый меч, венчающий татуированную, пшеничноволосую башню, светил мертвенным зеленым светом, от которого на глазной сетчатке словно бы тухлая испарина выступала – так казалось Мелике. А Гите привиделось, будто меч издевательски подмигнул ей своим вредным зеленым глазом – в этот момент ею овладело почти непреодолимое желание забрать найденыша, забрать несмотря даже на отчетливое, невесть откуда идущее «нельзя».
– Неужели заблудились? – не сводя с меча глаз, спросила Гита.
– На то похоже, – апатично отвечала Мелика, но вдруг замерла, привстала на цыпочки и перешла на шепот:
– Смотри, там, кажется, кто-то есть.
В двадцати шагах от них возле трупа серого с черной гривой коня сидел мужчина в дурацкой войлочной шапке. Мужчина выглядел совершенно невозмутимым и вдобавок… читал толстенную книгу!
«Варвар что ли?» – подумала Мелика и на всякий случай спрятала Серый Тюльпан за пазуху. «Хотя… разве варвары умеют читать?»
– Отличненько. Вот у него дорогу и спросим, – резюмировала Гита, нехотя отрывая взгляд от притягательной зеленой жути.
– Милостивый гиазир! – крикнула Гита. – Э-гей!
Варвар обернулся и жестом пригласил девочек подойти поближе – мол, не слышно.
Те тотчас послушались – сказать по правде, обе были до судорог рады встретить в Полях живого человека. Книга и опрятный вид незнакомца тоже внушали доверие. По крайней мере, не дергач какой-нибудь с отвалившимся проказным носом.
– Извините, милостивый гиазир, – сказала Гита, ее дыхание было тяжелым от волнения. – Но вы не знаете случайно, как отсюда выйти? Нам нужно к дороге, что на Корсис.
– К дороге?
– Да, – хором подтвердили девочки.
– К дороге – в другую сторону, – варвар указал на северо-восток. – Но на вашем месте я бы мне не поверил, – недобро усмехнулся он.
– А вы кто?
– Я – Фрит. Торговец.
– Как-то непонятно, – меланхолично сказала Мелика. – Почему на нашем месте вам нельзя верить, если вы не колдун и не дергач, а торговец?
– На вашем месте, я бы точно подумал, что разговариваю с призраком, – совершенно серьезно сказал Фрит.
– Но вы же не призрак!
– Не призрак.
– Значит, вам можно верить?
– Есть охота – верьте… Я указал вам верную сторону. Да что вам проку? Из Полей вам просто так не выйти.
– Это еще почему?
– Потому что это место – проклятое. Разве вам не говорили взрослые?
– Говорили. Только…
– Только мы в это не верим! – подхватила Мелика.
– Тогда ступайте, если не верите, – равнодушно сказал Фрит. – Все равно заблудитесь. Пропадете, когда стемнеет. Нужно знать лазейки, чтобы выйти. Так что доброго вам пути, ни во что не верящие!
– А если… А если мы верим? – осторожно спросила Гита. – Тогда что?
– Тогда можете остаться со мной. Мне еще рано уходить. Я хочу попрощаться с Эви. А потом мы пойдем все вместе. Втроем… Я знаю лазейки. Мои боги научили меня выходить из проклятых мест. Это не трудно, если твое сердце свободно от корысти, – объяснил Фрит.
– Я согласна. То есть мы согласны! – сказала Мелика.
Фрит смог расположить ее к себе. Во-первых, он был похож на ее двоюродного дядю, разве что лицо у Фрита было бледным и безбородым. А во-вторых, глаза варвара хотелось рассматривать, рассматривать запоем – как платья благородных барышень. Какая-то в них была важная, красивая тайна, как во взгляде той девушки, возле которой… из которой рос Серый Тюльпан. «С таким как этот Фрит можно дружить, – неожиданно подумала Мелика. – Такому, как он, можно позволить… ну, например, поцеловать ладошку – как это делают в городе. Интересно, варвары умеют целовать ладошку?»
Гита посмотрела на нее с любопытством – с каких это дел Мелика, всегда такая осторожная, вдруг взяла да и согласилась?
Гита хитро заулыбалась, и Мелика почувствовала неловкость. Пауза затягивалась. Ей начало казаться, что еще несколько секунд – и ее секретные мысли прочтет не только Гита, но и красивый варвар.
– Это… это ваш конь? – спросила Мелика, краснея.
– Мой, – сказал Фрит, и его губы плотно сжались, а лоб прорезала морщина. – Был.