Ознакомительная версия.
– Любила… Вот ведь слов нахватались… – и Тимофей Игнатьевич хмыкнул.
– А парнем чего притворяешься? Ишь, шерсть на рожу начесала, хрен поймешь!
– Так все же начесывают… Это у нас униформа такая…
– Тьфу и еще раз тьфу.
– Ничего не тьфу, называется – унисекс…
– Че-во-о-о?!?
Слово «секс» Тимофей Игнатьевич не раз слышал от Маремьянки, через этот «секс» ему и из любимого хозяйства удирать пришлось, а тут у офисных он еще и не простой, а «уни»!
На это «чего» Бартерка ни словечка не ответила. Глядя на рыдающую девку,
Тимофей Игнатьевич стал понемногу смягчаться.
– А за мной увязалась, чтобы побольше насчет челобитных узнать? – уже почти спокойно спросил он. – Чтобы адресок бабки Бахтеяровны выведать?
Чтобы Президента своего, будь он неладен, присушить? Так, что ли? Ох, девка, тебе бы сидеть, сватов ждать…
– Как по старинке?
– Да, как по старинке! – рявкнул Тимофей Игнатьевич.
– Так к нам и свахи не заглядыавют! Мы же – офисные! Их секьюрити не пускает!
– Плюнул бы, да уж нечем, – сообщил Тимофей Игнатьевич. – Ладно. Коли родители у тебя дураки, я тебя с собой забираю.
– Куда, дедушка?
– Куда-куда… Туда, где по старинке…
* * *
Нельзя сказать, что у Тимофея Игнатьевича вдруг проснулась совесть…
У домовых вообще большие сложности с совестью. Они полагают, будто каждое дело и каждое безделье оставляет после себя некий остаток, который приятен или же неприятен. Неприятный имеет свойство оставаться в памяти надолго. А совести как постоянного своего спутника они не разумеют, хотя бы потому, что непонятно – где же она помещается. Но вот, скажем, на сходке, когда решаются важные вопросы, можно и к совести воззвать – как если бы она действительно имелась. И ничего – действует!
То, что вдруг сгорбило Тимофея Игнатьевича и заставило крепко чесать в затылке, было для него чувством новым и непонятным. Прежде всего, оно было составным.
Немалую часть этого чувства представлял обычный страх. Домовой боялся, что все его приключения окажутся напрасны, жених к Настеньке не вернется, и местные домовые, узнав, что он не выполнил правильно, на старый добрый лад, изложенной челобитной, выставят его из дому или предложат перейти в подручные. Тьфу, стыд какой, в его-то годы…
Другую часть составляла жалость. Он действительно жалел незадачливую хозяйку, от которой ничего, кроме добра, не видел. А сейчас и ревущую
Бартерку пожалел.
Третья часть происходила удивительным образом от гордости. Следование старым обычаям и порядкам раньше, бывало, не всегда нравилось домовому, но вот сейчас он ощутил себя на две, а то и на три головы повыше забывших прошлое и отставших от правильной жизни офисных.
А вот с четвертой частью странного чувства он предпочел бы вообще никогда не иметь дела.
Ведь далеко-далеко, на другом конце голода, жила в отцовском семействе опозоренная девка Маремьянка. И она, поди, уже нянчила младенчика…
Может, мать с сестрами и пытались ей помочь, может, тоже бегали к гадалкам и ворожейкам, да что толку, если никто не знал, куда унесла нелегкая струсившего соблазнителя.
Но если по правилам…
Домовой дедушка Тимофей Игнатьевич, как и многие домовые, мог приврать, но вообще правды не боялся. Правда же в этом деле была такова – уж если хочешь, чтобы в твоем роду-племени соблюдались добрые порядки, то сам с себя и начинай.
– Пошли, – хмуро сказал он. – Может, там еще не все мои имущества растащили. В подручные тебя определю. У нас Евсей Карпович при компьютере днюет и ночует – к нему помогать пойдешь. Потом сваху позовем, замуж отдадим. Хозяйство вести научишься. Мужа слушаться…
Бартерка молчала и кивала.
– А ты, дедушка? – спросила осторожненько.
– Не твое дело.
Тимофей Игнатьевич взял Бартерку за безвольную лапку и повел, куда глаза глядят, и повел, и у первого попавшегося автомобильного разведал дорогу, и целую ночь помогал магазинному затыкать крысиные норы, чем заработал мешочек с продовольствием. И опять взял Бартерку, и опять повел, и даже обрадовался, увидев железные рельсы.
До ставшего родным дома, где живут по старинке, до сдуру брошенного разлюбезного хозяйства оставалось совсем немного. Всего две ночи пути. А там – будь, что будет.
Рига 2004
Ознакомительная версия.
