А он взял шприц. И следом ему скомандовали вынуть из него "эту штуку" — то есть, поршень. И Никифий, хоть и не знал зачем, не задал ни вопроса. И послушно его вынул, сочно утягивая за ним и вешая через край несколько длинных, тягучих нитей.
Некрасиво громкий глоток донёсся из горла дамианки, когда носа её коснулся этот запах… Такой грязный, мерзкий — и в то же время желанный! Настолько, что её хлопковое бельё, ещё сопротивляющееся сыреющей киске, стало стремительно тяжелеть, и даже тёплый, едва ощутимый ветерок вызывал желание поёжиться. Она могла просто выпить это… Да, облившись, и всё такое — но этого было бы достаточно для того, чтобы унять своё дурное порочное либидо без риска. И без нарушения обещаний… И всё же — нет. Тяжело дыша открытым ртом, меж влажными губами которого тянулись линии липкой слюны, она взглянула на полуорка задурманенными глазами и, пару раз стукнув от волнения зубками, повелела:
— Сними свои станы…
А на этой команде он уже основательно залип. И хотя не в его это было манере — задумываться над тем, стоит ли делать то, что ему говорят, вместо того чтобы беспрекословно исполнять — он не стал их снимать… Закрутил головой и замычал, будто понимал, что хочет сделать хозяйка, только вот Шаос могла и сама это сделать — и вяло, чуть не падая при этом, вцепилась своими лапками за его пояс, чтобы повиснуть на нём и тем самым спустить его брюки вниз, обнажая его разляпистый, баклажаново-зелёный писюн. Сама она также благополучно сползла на пол, садясь в этой странной, то ли лягашачьей, то ли собачьей позе.
— Я не знаю, что вы делаете, хозяйка, но не надо этого делать…
— Всё будет хоосо, Никифий… Не беспокойся… — Глядя лишь одним глазом, произнесла полуполурослица и привстала на коленях, чтобы взять его за руки, в которых он удерживал шприц за упоры, и склонить их ниже. До тех пор, пока не заставила долговязого парня всего скрючиться, лишь бы конец его оказался направлен прямо в стеклянную ёмкость… — П-потейпи, твоя хозяйка сейтяс всё сделает…
И её тёплые, мягкие лапки соскользнули с его рук, чтобы кольцом сжаться у корня его члена и плавно опуститься вдоль него, до самой головки, за несколько же секунд выдаивая из него увесистый шлепок вязкой жидкости — и она с плеском упала вниз, в уже находящееся там конское семя…
Шаос сглотнула. И с кряхтением, пока веки у неё выдавливали из глаз лишнюю жидкость, задрала платьице и стала неуклюже стягивать бельё — розовенькое, но с большим тёмным пятном между ног. И это она специально, перед тем, как отложить его в сторону, взяла его изнутри за резинку и расправила его перед полуорком, чтобы показать то, какая же она грязная девка.
— А тепей вейни эту, ну… с-стуку на место, и… — Девушка сделала глубокий вдох — и в этот самый момент дыхание у неё перехватило и всё её тело свело до истомы приятной судорогой — так, что она легла на спину и, упираясь в землю пятками, чуть выгнула бёдра, невольно демонстрируя дрожащему юноше ещё и свою пухленькую киску — насчёт того, что в некоторых местах она была уже туга так же, как и всегда — она не соврала. — Х-хехе… Хе… Ну тево ты так медленно? Хозяйка твоя узэ контить сумела, пока ты там воскался!
И она, лёжа перед ним в задранном платье, с раскинутыми ногами и густо красными щеками, протянула к нему руки.
Шприц не сразу, а с испытываемым со стороны мужчины сомнением в правильности этого поступка, оказался в её горячих пальцах… да тут же и выскользнул, падая ей вдоль всего тела — он был огромен… И скоро его содержимое должно было оказаться внутри неё. Так что девушка, не сводя с Никифия прищуренных от стыда глаз, с этим полуб*ядским выражением лица, взяла носик шприца в рот и хорошенько, до блеска его обслюнявила…
Ах, этот странный, мускусный вкус. Густой, насыщенный и дурманящий… И Шаос не выдержала, чтобы не повозиться, пытаясь надавить на поршень коленкой, и не выдавить ещё хоть немножко этой белой гадости, неровным сгустком лёгшей на её розовенький язычок.
С улыбкой и всё так же неотрывно глядя на застывшего с открытым ртом парня — она это проглотила. И по телу новой волной разлилось это приятное тепло. Сердце колотилось, но это не было как-то особенно неприятно, а из гортани вырвалась тихое, едва уловимое кряхтения.
Она могла бы унести его к себе в комнату. Чтобы потом, лёжа с ним в обнимку, прямо в кровати, всю ночь тянуть из него конское… конское и не только семя. Чтобы не пропало ни капли… Но всё же — нет. И она, мотнув головой, чтобы отогнать от себя эту слабость, перехватила сосуд другим концом и приставила его к своей пухленькой, плотно сжатой киске.
— Э-эй, Никиф… Готов стать папой?..
Пока орочий отпрыск что-то там мычал, девушка надавила на шприц, погружая… пытаясь погрузить его в себя — но если носик легко вошёл внутрь, то сам корпус имел чётко выраженную ступеньку и был слишком широк, из-за чего оказался встречен слишком тугой, противящейся проникновению плотью. Нужно было попробовать чуть наклонить его, чтобы… он проникал гранью, а не всей плоскостью, и тогда…
Руки соскользнули по стеклу — и она выронила его, прямо на устилающую доски солому.
— Х-хехе!.. Какая твоя хозяйка неуклюзая, Никифий!.. Х-хе…
Парень стоял на месте, но сложно было сказать, что неподвижно — он дрожал. Дрожал всем телом, а губы немо открывались и закрывались, будто он хотел, но не мог то-то сказать.
Ехидна снова взяла инструмент в свои маленькие лапки — и, покачивая им вверх и вниз, этой почти прямоугольной стеклянной гранью, кое-как смогла найти положение, в котором киска её стала приоткрывать, обнажая внутри себя розовые и сочащиеся влагой стенки…
— Д-да как зэ вы… К-ка зэ вы в меня в-всё это… з-запихиваете!.. — Пыхтя, произнесла она.
И, не переставая выгибать поясницу, задирать свои широкие бёдра, чтобы найти для удерживаемого обеими руками шприца наиболее подходящее положение, Лиза опять надавила на него. Чуточку резче и грубее, чтобы он точно, точно проник в!..
Он проскочил… А она… а она, откинувшись на спину, уронила голову на пол и чрез стон медленно и глубоко вздохнула…
— П…пволез… — И подняла вверх дрожащую руку, показывая мотающему головой Никифию два пальца. Известно в каком жесте — своём любимом.
Теперь же, когда волна этого… ну, удовольствия улеглась, оставив только боль от перенатянутой плоти, Шаос, не поднимая головы и даже глаз не открывая, опять взяла шприц в руки и старательно, исключительно на ощупь стала искать правильное положение, чтобы… чтобы надавить ещё сильнее… П-пока носик не… не ткнул её в край кервикса — промазала!
— А-ай!.. — Пискнула она. Нужно было его трошечку поровнять, чтобы… хоботок оказался направлен прямо в… ещё… капельку, и…
Влажные руки скользили по стеклу особенно сильно, но это же относилось и к стенкам её влагалища. И пусть не с первой попытки, пусть и слегка помучавшись — она ввела его ещё глубже, пока носик не попал в эту её плотно сжатую дырочку и… и, раздвинув её — не проник внутрь, напрямую соединяя содержимое шприца с её растянутой, ещё не пришедшей в форму после недавних родов маткой.
— Г-готово… — Хотелось вытереть лоб — но руки были заняты. — Никифий! Я-я состыковалась, хехе!.. Тепей…
Теперь дело оставалось за малым — надавить на поршень. И лишиться последнего шанса передумать…
Н-нет, она не должна понести. Её организм же восстановился ещё не полностью… Наверняка пронесёт! Главное — чтобы вытекло там поскорее. Так шанс на то, что она не залетит, будет гораздо выше… А шанс понести от Никифия — так вообще минимален! А то будет некрасиво забеременеть от него, не спросив хотя бы разрешения… Н-но сегодня точно пронесёт!
Или, может быть, всё-таки не надо?..
Шаос поняла, что уже около половины минуты лежала неподвижно, только тяжело дыша и смотря на пенящийся столб семени, подпираемый стеклянным поршнем. Было страшно… И тогда она подняла взгляд на парня:
— Никиф… А Никифий… А ты хотес, стобы Саос… Шаос опять стала мамой?.. От коня, или, ну… от тебя? Ты хотел бы сделать своей хозяйке лебёнотька, а?.. П-плосто назми…
