Чем больше рассуждал Илья, тем больше запутывался. Он пролежал в кустах на берегу Нерли до самых сумерек, но так ничего и не придумал. Наконец послушник понял, что либо сойдёт с ума от всех этих тайн и недомолвок, либо выбросит все до единой глупости из головы и вернётся в Антониев монастырь к грядкам репы и капусты, покосившимся лачугам и корпению над Писанием.
Впрочем, Илья тут же решил не возвращаться пока в Антониев монастырь, а обождать восемь дней и вновь заглянуть в церковь Покрова. Может, удастся узнать что-нибудь интересное. Почему бы нет? Он уже научился проникать в церковь «с чёрного хода». Его не заметили в первый раз, авось не заметят и в другой. А если ничего примечательного на восьмой день не произойдёт, Илья со спокойной душой вернётся в свой монастырь… и, пожалуй, упросит грамотея Феодула или настоятеля Антония выучить его греческому языку, чтобы в следующий раз не ударить в грязь лицом.
Ободрённый этой мыслью, послушник вылез из кустов и направился в расположенное неподалёку селение, чтобы попроситься на ночлег и раздобыть немного еды. Следующие семь дней Илья провёл, скитаясь по окрестностям, но ему, в недавнем прошлом бездомному пареньку, не привыкать к бродячей жизни. Кроме того, в преддверие Светлого Христова Воскресения чёрствые людские сердца смягчились, и юноша находил везде радушный приём.
А утром восьмого дня он уже дежурил в кустах на берегу. Утренняя служба протекала как обычно на Светлой неделе, но это не сбило послушника с толку. А через некоторое время в церкви объявились дюжие монахи, которые по окончании службы выгнали всех до единого прихожан. Илья улучил момент, ползком подобрался к наружному входу в башенку и прошмыгнул на хоры. На этот раз ведущая вниз дверь оказалась запертой, однако юноша не слишком огорчился. Акустика здесь была отличная, и он рассчитывал подслушать и подсмотреть за происходящим в церкви, спрятавшись на пустых хорах.
Ах, почему Илья не ослеп и не оглох в то утро?! Почему не свернул себе шею, свалившись с крутой каменной лестницы? Ибо в течение следующего часа он наблюдал такое, от чего волосы на голове шевелились. В Покровскую церковь сегодня прибыл не только великий князь, но ещё какие-то важные бояре и двое высокопоставленных священнослужителей. Илья не знал никого из них в лицо, но догадался об их чине по богатым ризам. Тут же находился и посланник «святейшего отца», с которым Андрей Ярославович встречался в прошлый раз.
Однако сегодня главную роль играл совсем другой человек. Это был странно одетый священник, который вёл службу на каком-то диком наречии, где многие слова оканчивались на «— ис» и «— ус», а привычное «аминь» звучало как «амэн». И хотя Илья долго не мог понять, что же творится там, внизу, постепенно ему открылась ужасная правда: странно одетый священник под наблюдением посланника «святейшего отца» произвёл над Андреем Ярославовичем, равно как и над прибывшими с ним боярами, священнослужителями-русичами и дьяконом Покровской церкви необычный обряд крещения.
Тогда послушник наконец догадался, кто такой «святейший отец»! Это восседающий в далёких землях сатанист, преданный в прошлые века анафеме, а теперь пославший войска, которые взяли штурмом далёкий Константинополь и выжили оттуда главу христианского мира, вселенского патриарха. А совсем недавно западные воины пытались захватить Новгород и, по слухам, наслали порчу на храброго витязя Александра Ярославовича. Выходит, его младший брат Андрей покорился грабителям, разорителям и убийцам!!!
Илья до сих пор не мог толком объяснить, как вновь очутился в кустах на берегу Нерли. Он лежал на спине, бессмысленно пялился в бездонное синее небо и всё пытался припомнить, досмотрел ли церемонию до конца. Наверное, нет, потому что кони приехавших всё ещё стояли у входа в церковь под присмотром одетых монахами здоровяков. Значит, сатанинское действо всё ещё продолжалось.
Послушник встал на четвереньки, подполз к реке, несколько раз погрузил в воду пылающую голову и лишь тогда пришёл в себя.
Теперь предстояло решить, что делать дальше. Илья стал обладателем страшной тайны, совладать с которой ему было не по плечу. Первым делом он подумал об игумене Антонии и монастырской братии. Казалось бы, это самое правильное решение. Но немного подумав, и приняв во внимание то обстоятельство, что поддавшийся сатане дьякон Покровской церкви только что заказывал Антонию список с Октоиха, называя его старым знакомым, Илья решил, что добрейший игумен наверняка состоит в сговоре с предателями. Но в таком случае, практически не оставалось человека, которому можно было рассказать о происшедшем! Он бессилен что-либо изменить!..
Как вдруг на самом пике отчаяния его посетила на удивление простая мысль: о величайшем прегрешении князя следует поведать только князю. Нужно поскорее добраться до его родного города, любыми правдами и не правдами увидеться с правившим там Борисом Васильковичем и сообщить ему об отступничестве Андрея Ярославовича. Так как последний приходится ростовскому князю двоюродным дядей, то пусть Борис Василькович и разбирается с выкрестом по-свойски, по-семейному!
Сказано — сделано. Воспользовавшись тем, что «монахи» не заметили его, Илья обогнул церковь, стараясь не высовываться из кустов, наконец пустился бежать прямо через лес и окольными тропками выбрался к селению, в котором останавливался по пути сюда. Здесь юноша совершил последний по счёту бесчестный поступок, украв у какого-то смерда его единственную лошадь. Неизвестно почему, но совесть больше всего мучила Илью именно из-за этой пегой клячи, которая всю свою многотрудную жизнь тянула телегу или дровни, соху или борону, а на старости лет вынуждена была везти на спине всадника, да ещё без седла. Но что поделаешь! Выбора у юноши не было, поскольку речь шла о спасении от власти сатаны целого княжества. Кроме того, он и так согрешил за эти восемь дней минимум трижды, поэтому прибавив воровство кобылы к неподчинению приказу дьякона и выведыванию чужих тайн, Илья лишь незначительно усугубил свою скорбную участь.
А между тем путь предстоял неблизкий, и быстро преодолеть его пешком было невозможно. От окрестностей Боголюбова до Великого Ростова не меньше сотни вёрст, послушник же чувствовал себя совершенно разбитым, пробежав лесом всего вёрст десять. Только это соображение и утешало юношу, когда он погонял пегую кобылку, неловко обняв обеими руками лошадиную шею и ударяя пятками в её худые бока.
Илья избегал больших дорог, справедливо опасаясь, что всадник в одежде послушника, восседающий на лошади без седла, должен выглядеть не только нелепо, но и подозрительно. А поскольку он бродяжничал по близлежащим княжествам целых три года, то вполне полагался на собственные знания местности.
