– А должна? – тут же раздался насмешливый голос Айбилируса.
– А вы как думаете? – ну, разумеется, Ника в долгу не осталась. И, судя по повисшей паузе, сдернула с себя мерцание.
– Поэтому я и спрашиваю, – слишком ровным, на мой взгляд голосом, продолжил Андрей. Я знал такой его тон. И, если бы в тот момент не был так зациклен на собственном гневе, то испугался бы. В таком своем состоянии наш психолог, как правило, становился не просто непредсказуем, но и неуправляем. Но я был не в том настроении, чтобы его успокаивать. У меня даже не возникло мысли как-то его поддержать. Зря. А Андрей продолжал, – Почему вас должен знать он, но не знает она.
И вот тогда голос Айбилируса зазвучал куда напряженнее, чем до того.
– Потому что, судя по тому, насколько полным выглядит его узор, он был в Чаще Лис еще в то время, когда я там… – он сделал осмотрительную паузу и нейтрально добавил, – жил.
– Работали доктором при подрастающем поколении? – в лоб спросил Андрей.
И в каюте снова повисла гнетущая тишина. Для меня был самый подходящий момент раскрыться, но сама мысль вызывала во мне злость. Поэтому я так и не поднял головы. Испугался. Причем на этот раз куда более осознанно. Андрей был ближе всех. Поэтому, если я вспыхну и в гневе перестану контролировать себя, то он пострадает первым. И, скорей всего, сильнее остальных.
Я представил себе, как вытянулось лицо Хам-из-Рука. Как лихорадочно в его мозгу проносятся мысли. Откуда он знает, этот человек? Кто из выпускников академии моего возраста мог оказаться таким болтливым, беспечным, бесстрашным и одновременно с этим глупым? Спроси он об этом сейчас, я бы сказал ему, что вовсе не так глуп. Что Андрей – это настоящая находка, пусть, не моя – не я ведь его в наш мир привел. Но именно поэтому мне так отчаянно хочется сделать его своим. И в одном наш психолог прав: в этом моем желании нет ни грамма сексуального подтекста. И боюсь я одного, простого и такого неоднозначного слова – 'пока'. Пока нет. Но что с нами будет дальше? Будущее пугает меня. И в тоже время, оно видится мне дурманом травы полиньи, который сводит с ума, но от него так трудно отказаться… Когда-то я вдыхал её дурман. Был юн, обижен на целый свет. На мать обижен. Но сейчас я стал сильным. Я – это я. И Андрей со мной. Не с кем-то еще, а со мной. Так то!
Пока я мысленно говорил с самим собой, Айбилирус очнулся от замешательства.
– Что это за профессия такая – психолог? – он всегда умел быстро сориентироваться в ситуации. Очень правильный вопрос, что еще сказать?
– Новая штатная должность при университете, – ответила ему Иля, – Для нашего мира понятнее было бы называть его лекарем душ.
– И кого же вы так безыскусно лечили, молодой человек, что он вот-вот загнется уже от физического недомогания, а не душевного?
– Правда, загнется, или вы так говорите, чтобы меня позлить?
– Может быть, и не загнется. – И тут же новый вопрос, – Какого характера ваша связь?
Андрей не смог бы ему ответить, даже если бы захотел. Я знал это. Ведь я сам так и не рассказал ему всех деталей.
– Он полностью синхронизировался со мной.
– Постой, – влезла Ника, пока я переваривал услышанное. Как… как он узнал? Неужели, снова чутье задействовал и догадался? А девчонка продолжала, – Он ведь сказал, что только сердечные ритмы…
– Ты веришь, что ему было бы так хреново, если бы у нас были одинаковыми только они? – в голосе Андрей прорезалась горечь.
– Но что-то должно же было спровоцировать такое его состояние? – в тоне Айбилируса появилась нервозность.
О, да, он всегда радел за своих пациентов и душой и телом. Мне казалось это смешным. Я думал, что ученый всегда должен быть беспристрастен, даже тогда, когда на его руках превращается в бездушную воду очередной малыш. Я думал, что слезами горю не поможешь. Я был слишком юн и категоричен. Сейчас я понимаю это, но тогда…
– Он мерцнул в ифрита, – ответил ему Андрей.
– Как?! – в первый момент вскричал лекарь, но быстро одернул себя, – Хотя, если он имел возможность общаться с кем-то из этого народа раньше…
– Он брал пример с меня, – раздался тихий голос Фа.
– Тебя?
– Я – ифрнит.
– И после этого вы все еще будете утверждать, что учитесь в университете? – в его голос вернулась насмешка и, судя по всему, он снова адресовал её Иле. И снова зря.
Вот только он все еще оставался другом моего деда, поэтому я вдруг решил, что не могу позволить Иле в целях профилактики покалечить его, даже если ей, как и мне, этого очень хочется. Поэтому я повернул голову в его сторону так, чтобы он мог рассмотреть мое лицо, и обратился к колокольчикам, привлекая всеобщее внимание.
– Доставайте университетские значки. А то я его знаю, без доказательств не поверит.
– Ириргавирус! – воскликнул Айбилирус пораженно и, запустив пальцы в бурные кудри у себя на голове, с силой дернул сам себя за волосы. Знакомый жест.
– И что же вы такого о нем знаете, что наш Ир предпочел до последнего гордую мину держать? – пугающе весело вопросил Андрей и тут же заговорил снова, – Про то, чей он внук, и что ушел из дома, поругавшись с дедом, я в курсе.
– Например, то, что…
– Не смей! – я знал, что он собирался сказать. Поэтому дернулся. Но Андрей с силой вдавил меня обратно в кровать, ведь его рука все еще лежала у меня на спине.
– Ириргавирус, ты ведь…
– Ир. У нас он просто Ир, – перебил его Андрей, – А то у меня каждый раз от звучания его полного имени уши в трубочку готовы свернуться. Что хоть с ним не так? Про семейные тайны потом как-нибудь расскажете.
– У нас это состояние сродни вашему человеческому обезвоживанию, – быстро сориентировавшись, заговорил Айбилирус типичным тоном лекаря, разговаривающего с родителями маленького пациента. Вот только Андрей мне не родитель! И вообще… никто!
– В нем мы поначалу не можем мерцать, – продолжал Хам-из-Рус, пока я снова был вынужден спрятать лицо в подушке, подавляя очередной всплеск ярости, – Наш организм, привычный постоянно находиться в измененном состоянии, крайне плохо переносит подобные стрессы. Поэтому следующей стадией становится спонтанное изменение. Она, судя по состоянию его подкожного пигмента, уже должна была наступить. Но сейчас его спасет только то, что он рядом с тобой, если, конечно, ты прав, и синхронизация была полной.
– Ир-р-р-р, – тут же протянул психолог у меня над самым ухом. Да, когда же он заткнется! Я же сейчас… придушу! – То есть ты знал, что со мной тебе будет легче, и все равно рвался отселиться в отдельный номер? – Да, заткнись ты уже! Да! Да, рвался! Доволен? И снова этот доставший до печёнок голос и эти тошнотворные в своей протяжности интонации: – Ир-р-р-р!
