– Нет, не стану,– Катя покраснела, потом рассердилась на себя за это глупое смущение.– Да, в сексе я ничего не понимаю, зато я знаю, что такое человеческая близость. Знаю, что такое, когда рядом с тобой родной человек, на которого всегда можешь положиться, который всегда поможет… Хотя нет, это не главное – что он поможет. Главное, что родной и что рядом. И для него ты тоже родная, близкая… Нет, ты этого не поймешь. Ты же не человек. И никогда не был человеком.
– Близкий…– прошелестел баньши.– А разве не бывает так, что ты хочешь быть близким с кем-то, а он с тобой – не хочет?
– Так не бывает,– сказала Катя.
Вообще-то она, когда говорила о близких, думала о своих родителях.
– Еще как бывает,– заявил баньши.– Подумай, вспомни…
Катя подумала, вспомнила… И решила, что призрак прав. Ей просто повезло. Но признаваться в ошибке не собиралась.
– Я – человек,– сказала она.– У меня есть душа. И душа подсказывает мне, что настоящее, а что – пустое. Так вот: вся так называемая радость, которую дарите вы, эльфы,– не стоит того, что вы у нас отнимаете. Так же, как кайф от наркотика не стоит того, чем за это приходится платить.
– А ты пробовала? – вкрадчиво поинтересовался баньши.– Некоторые наркотики стоят совсем недорого.
– Я не о деньгах говорю! – рассердилась Катя.– Я знаю, что у меня, во мне есть нечто ценное, то, что трудно выразить словами. Единство, чистота… Что-то такое, что всегда со мной, с чем я родилась. Если я это потеряю, то это буду уже не я. Никакой кайф этого не стоит. Я растворюсь, исчезну… Ты не понимаешь!
– Ты ошибаешься. Очень хорошо понимаю,– прошелестел баньши.– Я ведь тоже очень скоро растворюсь и исчезну.
Неожиданно Кате очень захотелось к нему прикоснуться.
– Ничего не получится,– баньши ощутил ее желание. Он всегда угадывал, чего хочет Катя, если желание было достаточно сильным.
– Но можно?
Вместо ответа баньши приблизился к ней. Перетек, как туман. Он по-прежнему выглядел как человек. Очень элегантный мужчина в белоснежном костюме… Сквозь который уже просвечивала гостиничная мебель.
Катины пальцы коснулись его кисти… Она ощутила легкое сопротивление. Это было, словно несильный удар током.
Катя отдернула руку. Баньши отпрянул, мгновенно оказавшись у противоположной стены. Его призрачное лицо внезапно уплотнилось, обрело выражение. Смесь нескольких чувств: испуг, удивление, недоверие.
– Что-то не так? – насторожилась Катя.
Вместо ответа баньши снова приблизился. Сам протянул руку.
Прикосновение – Катя ощутила легкое покалывание (не больно, даже приятно), и рука баньши начала меняться: призрачная кисть уменьшалась, одновременно уплотняясь, теряя прозрачность…
Катя посмотрела на баньши. Призрак глядел на нее восхитительными эльфийскими очами. Его глаза вновь обрели синеву…
В следующую секунду Катю охватил непонятный страх, и она оборвала контакт.
– Да, так будет лучше,– прошелестел баньши.– Ты ведь всего лишь человек, твоей силы хватило бы ненадолго. Но все равно это было прекрасно – вновь ощутить ток жизни.
– Вы пили мою жизнь? – спросила Катя.– Я вам доверяла, а вы…
Впрочем, чему тут удивляться. С чего это она взяла, что этот призрак – ее друг?
Баньши ее не слышал.
– Не знал, что такое возможно. Для баньши и человека…
– Невозможно – что?
– …Я пробовал… Я пытался. А я ведь тогда был сильнее, намного сильнее, чем сейчас. Почему?!
Катя услышала тот плачущий стон, который можно было считать визитной карточкой баньши. И вспомнила, что здесь, в Стокгольме она ни разу не слышала, как стонет призрак.
– Что происходит? Я хочу знать! – потребовала Катя.
И она узнала.
Оказывается, баньши, в отличие от живого эльфа, был не в состоянии «осчастливить» человека, высосав его жизненную силу. Даже, когда был достаточно «плотен», баньши этого не мог. Напугать – да. Заставить страдать – пожалуйста. Вогнать в депрессию – легко. Довести до суицида – никаких проблем. Но – ничего взамен. Ничего, чтоб хотя бы компенсировать «расходы» собственной эмоциональной энергии. Лишаясь настоящего тела (призрачное – не в счет), эльф начисто лишался способности «вампирить жизнь». Только другой эльф, причем исключительно по собственной воле, мог «влить» в баньши силу. Это мог бы проделать с беднягой Селгариным его дружок Ротгар. Мог бы… Ротгар мог бы сделать баньши достаточно сильным, чтобы тот сумел пройти границу Долины Тумана, или (невероятная щедрость) одарить его по-настоящему, так, чтобы Селгарин сумел уйти в Тир-нан-Ог. Это что-то вроде эльфийского рая, насколько поняла Катя.
Возможно, если Катя согласится добровольно отдаться Ротгару, тот, в свою очередь, одарит Селгарина счастливым посмертием.
Впрочем, баньши понимал, что Катино расположение не настолько велико. Но все же…
– Нет! – отрезала Катя.
Баньши не стал спорить. Он этого ждал.
– Этот гад все равно вас надует! – заявила Катя.– Плевать ему на вас, разве не ясно?
Баньши понимал и это. Но он надеялся. Надежда – последнее прибежище бессильных. Существовать ему оставалось не больше трех дней. Потом – всё. Полное исчезновение. Печальный конец для того, кто полагал себя бессмертным.
Когда баньши «удалился», Катя вышла на балкончик и задумалась. Не о баньши.
О Карлссоне.
Ротгар сделал с ним что-то. Что-то ужасное. Карлссону сейчас наверняка очень плохо. Утешало только то, что Карлссон – не человек, а тролль. Как бы ни истязал его Ротгар, все раны Карлссона заживут, стоит тому оказаться на свободе. Карлссон выжил, прошитый пулями, изувеченный падением с крыши. Он храбр, мужественен, умеет терпеть любую боль… Плохо только, что все тролли шведской столицы вот уже вторые сутки не могут его отыскать. Вдруг его уже нет в живых?
Катя отбросила эту мысль. Нет, об этом даже думать не стоит. Завтра она встретится с Ротгаром – и Карлссон вернется. Так и будет. Всё! Хватит об этом. Думать о чём-нибудь другом. Например, о Димке. Тут, по крайней мере, всё понятно. Понятно, что надо прекращать от него прятаться. Ведь с того момента, когда Катя натолкнулась на Диму в компании Лейки и троллей у ворот Скансена, она изо всех сил старалась не оставаться с ним наедине. Потому что она поклялась себе не общаться с Димой, пока не разберется в своих чувствах и мыслях. И тут же эту клятву пришлось нарушить. Ну не оставлять же парня на растерзание сидам!
Хочешь не хочешь, а придется теперь с ним объясниться.
Главная трудность в том, что Катя не знала, как сказать Димке, что больше не любит его.
Казалось бы, такая приятная неожиданность – встретить своего парня в чужой стране. Ей бы обрадоваться, но Катя при виде Димы испытала только удивление. А как только поняла, что радости нет, то задумалась и опечалилась. Что случилось? Может, она попросту отвыкла от Димки? Или что-то изменилось после той ночи? Или позже – когда он пропадал неизвестно где (теперь-то известно, Лейка просветила), а Катя его ждала?
