– Кто в лифте? Что там у вас случилось?
– Это Константинов, – послышался голос моей будущей жертвы. – Какого черта? У нас скоростной лифт или ползающий?
«28»… «27»… «26»…
– Остановить кабину, Антон Иваныч?
– Куда, к черту, остановить? Мне тут сидеть всю ночь, что ли?
– Так она на ближайшем этаже раскроет двери.
– А-а-а… Ладно, тогда останавливай!
– Витек, останови лифт!
«24»… «23»…
– Не останавливается.
– Антон, Иваныч! А вы сами нажмите кнопку «стоп».
– Нажимал. Не работает!
«22»… «21»…
Число «20» погасло, но «19» не загорелось – видимо, кабина остановилась между этажами. Потом «19» загорелось, и пошли мелькать следующие числа, все с большей частотой.
Далее все пролетело перед моими глазами, как кадры из блокбастера.
Крик:
– Черт возьми! Остановите!
Другой крик:
– Витек, останавливай же!
Третий крик:
– Не останавливается, Валера!
– А-а-а!
«3»… «2»… «1»…
Послышался шум, похожий на скрежет. Или на звон сработавшей пружины…
Крик Константинова оборвался.
Створки раздвинулись.
АНТ-25 лежал на полу, но был жив, поскольку рука его царапала стену под пультом управления. Потом он понял, что куда-то прибыл, медленно повернул голову и пополз к раскрывшимся створкам.
Валера тянул к нему руку, но войти в лифт явно опасался. Наконец голова и грудь Константинова оказались за пределами кабины, и Валера наклонился, чтобы подхватить его, схватил за кисти.
Бамп! Створки стремительно захлопнулись, Константинова оторвало от пола и поволокло вверх, прямо под свод ниши.
«1» погасло, но «2» не загорелось.
Раздался душераздирающий вопль, сопровождаемый криком Валеры, который все еще держал своего начальника за руки. Потом кабина вновь упала вниз, створки распахнулись, освобожденное тело задергалось в конвульсиях, и Валера выволок его из ниши.
Только тут я вышел из ступора и бросился на помощь.
Нет, пополам Константинова не перерубило, но помяло так, что мало не покажется. Все внутренние органы, похоже, оказались разорваны – Константинов чернел прямо на глазах. Но был жив – глаза его смотрели на меня, и он явно силился что-то сказать. Конвульсии прекратились.
– Что? – Я склонился над ним.
Губы его раскрылись. Правая рука дернулась, будто он хотел схватить меня за горло. Может, и хотел, но рука его уже не слушалась. Губы Константинова зашевелились, он по-прежнему смотрел на меня.
– Что? – Я склонился еще ниже, едва не касаясь ухом его носа.
– Ты… н-нико… – прохрипел он чуть слышно, – никогда… не… узнаешь… где… она…
Изо рта его вылез кровавый пузырь. Надулся. Лопнул. Начал надуваться следующий.
Я выпрямился.
Сволочь, даже в таком состоянии он хотел сделать мне больно. Честное слово, я бы растоптал его, кабы не стоявший рядом Валера с белым, как полотно, лицом.
«Да, мальчик, это тебе не девок щупать в свободное от работы время!» – почему-то подумалось мне.
Рот Константинова по-прежнему пузырился красной пеной.
– Что стоишь? – крикнул я Валере. – «Скорую помощь» вызывай!
Но было поздно. На черных губах лопнул последний пузырь, глаза остекленели, голова завалилась на бок, и кровь изо рта потекла уже струйкой.
Я прижал пальцем шею Константинова.
Пульса не было.
– Все, конец! – сказал я. – Докладывай начальству.
– Так он и есть мое начальство, – сказал тупо Валера.
Я изо всей силы тряхнул его за плечо.
– Он уже не твое начальство. Так что подбери сопли, вспомни инструкции и действуй как положено.
Дальше все развивалось согласно всем и всяческим многочисленным инструкциям, которыми регламентируется поведение должностных лиц в ситуациях, связанных с несчастными случаями на производстве.
Поскольку господин Громадин находился в своем кабинете, сообщили о происшествии ему.
Он спустился на лифте для обычного персонала, подтвердив неписанный закон о том, что руководителю гораздо проще стать обычным работником, чем наоборот.
Увидев меня, Михал Ефремыч побледнел, став похожим на охранника Валеру, который, впрочем, уже обрел профессиональные кондиции.
– Вы для меня, как черный вестник, – пробормотал Громадин.
– Неправда, – сказал я. – Это ваш «Бешанзерсофт» для меня, как черный вестник.
Он не понял, а я не стал объяснять.
Потом приехали врачи, чтобы зафиксировать смерть пострадавшего, предположительно – от многочисленных повреждений внутренних органов. Подробнее выяснится при вскрытии…
Потом откуда-то из-за бронестекла донесся голос Полины:
– Охрана, это Шантолосова. Что у нас с лифтом?
– Лифт неисправен, Полина Ильинична, – отозвался Витек.
Вот, кстати, кто действовал согласно всем инструкциям – пост не покинул, пока туда не вернулся Валера. А когда увидел труп, и бровью не повел. Наверняка служил в Закавказье…
– Воспользуйтесь другим, Полина Ильинична, – продолжал Витек.
Полина, как и Громадин, спустилась обычным. Вышла в холл. Увидев белые халаты, спросила:
– Что тут такое? Кому плохо?
– Несчастный случай, Полина Ильинична, – пояснил Громадин. – Погиб Антон Иваныч.
– Константинов? – Она разыграла удивление, как по нотам. – Как? Что случилось?
– Задавило лифтом. Не ходите туда.
Однако она пошла.
– Во баба! – сказал мне Витек, цокнув языком. – Кремень! Пока она тут работает, компания не пропадет.
Я понимающе покивал. И спросил:
– Ты не в Закавказье служил?
– Да, лазил по горам.
– И я тоже.
Мы с уважением посмотрели друг на друга, поскольку большего общения обстоятельства не предполагали.
Полина присоединилась ко мне через пару минут – ее участие в дальнейших событиях не требовалось. Чтобы разобраться с трупом, в «Бешанзерсофте» хватало и мужиков.
Мы вышли на улицу и сели в ее машину. Полина достала сигареты, я – тоже. Посмотрели друг на друга, закурили.
– Он был жив, – сказал я.
– Знаю. – Полина глубоко затянулась. – В лифте тоже есть телекамеры. Он упал с высоты двадцатого этажа и не разбился в лепешку. Догадываешься, почему?
– Догадываюсь.
– Да, он падал, но ускорение свободного падения было вовсе не девять целых восемьдесят одна сотая метра в секунду за секунду.
Мать-перемать, она наизусть знала, чему равно это долбанное ускорение!
– Полагаю, никаких доказательств больше не нужно, – продолжала она. – Полагаю, после сегодняшнего вечера члены совета директоров перестанут гибнуть в результате несчастных случаев.
Мать-перемать, она знала это долбанное ускорение с точностью до одной сотой! Мать-перемать, она всего за несколько минут придумала, как устроить АНТу-25 капитальную проверочку. Мне бы такой способ и в голову не пришел. А ей не просто пришел, но и был тут же реализован. Мало того, я уверен, что если бы долбанное ускорение оказалось равным этим девяти с лишним метрам, отказавшая система безопасности лифта наверняка бы сработала, и Константинов отделался бы лишь легким успехом. И еще не один десяток лет рассказывал бы приятелям, как ему однажды повезло. А те бы с завистью бормотали: «Ну, Антоша, ты – везунчик, честное слово! Просто в рубашке родился!»