Она была довольна собой. За пару дней удалось, не привлекая внимания дома постоянными отлучками, уладить все дела: на Васильевском острове корнетом был снят неплохой каменный домик, принадлежавший немцу-архитектору, на год вернувшемуся в свое отечество для устройства каких-то дел. Домик располагался уединенно, но и не так уж далеко от благополучных кварталов, был окружен по-немецки добротным забором, имелась и надежная прислуга, старательно подобранная означенным немцем. Корнет быстро нашел общий язык с кухаркой, лакеем, а также военным инвалидом с двумя медалями Силантием, совмещавшим обязанности сторожа, кухонного мужика и прислужника для тех домашних работ, которые кухарка выполнять не могла по своей женской природе, а лакей — по сословной спеси. Должным образом подмигивая, пользуясь многозначительными обмолвками-недоговоренностями, а также выдав некоторые наградные суммы в серебряной монете, корнет в два счета убедил эту троицу, что снял дом исключительно ввиду романтических чувств к некоей замужней даме, ничего не имевшей против свиданий, но требовавшей совершеннейшей тайны. Для Петербурга (да и любого другого большого города) это выглядело предприятием донельзя обычным — а потому прислуга, ручаться можно, приняла все это за чистую монету и сговорчиво согласилась провести предстоящую ночь вне дома. Собственно говоря, Ольга преподнесла им объяснение, не особенно и отличавшееся от правды — разве что в реальности не было ни гусарского корнета, ни замужней дамы, но это сути дела не меняло…
Она искренне надеялась, что дома все обойдется. Ближе к вечеру барышня «прихворнула», легла в постель и категорически велела ее не тревожить — а такие просьбы обычно скрупулезно исполнялись. Для пущей надежности в ее постели действительно наличествовало нечто, что даже с близкого расстояния совершенно не отличалось по виду от спящей Ольги Ивановны Ярчевской, — глаза закрыты, слышно размеренное дыхание… Правда, эта иллюзия растаяла бы в воздухе от первого же прикосновения человеческой руки (на нечто более совершенное Ольга, увы, оказалась не способна) — но, с другой стороны, кто в княжеском доме вздумает посреди ночи трогать руками спящую барышню? Разве что пожар случится и всех обитателей дома начнут спасать — но до таких крайностей, будем надеяться, не дойдет…
У Ольги радостно забилось сердце, когда она увидела медленно ехавшего по безлюдной улочке извозчика, старательно приглядывавшегося к окрестным домам — и Алексея Сергеевича за его спиной. Торжествующе улыбнулась: поэт являл собою образец портняжного искусства и олицетворение самой современной моды, он походил на картинку из парижского модного журнала и даже держал в руке гармонично подобранный букет из пармских фиалок — как Ольге уже было известно, продававшихся в Петербурге только в оранжерее бельгийского подданного Гравело по ценам, мягко выражаясь, изумляющим…
Критически оглядев себя в зеркале, она с присущей ей скромностью признала себя почти неотразимой: открывавшее плечи платье из шелкового муслина цвета «знойного арабского полдня», бальная прическа — разделенные пробором волосы пышными прядями спускались вдоль висков к ушам, посреди головы гребень, окруженный валиками из волос, жемчужная нить на манер диадемы. Одним словом, как ни скромничай, а в зеркале отражалась отнюдь не дурнушка…
Ольга спустилась во двор как раз вовремя, чтобы услышать нетерпеливый стук в калитку, которую немедленно и отворила. Любезный друг Алексей Сергеевич, как она отметила с женским тщеславием, был ежели не ослеплен, то по крайней мере поражен.
— Проходите же, — сказала она, прикидываясь простушкой, совершенно не замечающей, какими взглядами ее окидывают.
— Но…
— Я отпустила прислугу, — сказала Ольга все с той же наивностью. — Они так настойчиво выпрашивали выходной день, что я не смогла устоять из человеколюбия…
— Вы… получили мое письмо? — чуточку беспомощно вопросил поэт, все еще пребывавший в состоянии оторопи.
— Ну разумеется. — Ольга одарила его лучезарной улыбкой. — Иначе почему же я вас здесь жду в этот час?
— Что это за дом?
— У всякой женщины есть свои маленькие секреты, — сказала Ольга. — Неужели вы этого не знали? Ну идемте же, или вы намерены стоять здесь до темноты?
Она непринужденно забрала у него букет и первой направилась в дом. Провела гостя в маленькую аккуратную гостиную, обставленную со слащавым немецким уютом, принесла воды в небольшой хрустальной вазочке, поставила туда цветы. Обернулась с лукавой улыбкой:
— В ваших письмах вы были столь настойчивы и красноречивы, что бедная, неопытная провинциальная вдова просто не могла устоять перед одним из самых знаменитых светских львов…
— Вы надо мной насмехаетесь? — спросил он тоскливо.
— Вы меня, право, обижаете, Алексей Сергеевич, — сказала Ольга, испробовав на нем набор разнообразнейших улыбок. — Неужели вы меня считаете столь жестокой, способной заставить автора таких писем ехать через весь город исключительно для того, чтобы насмехаться над ним? — Ради усугубления ситуации она потупилась с наигранной робостью и спросила тихо: — Вы действительно меня любите?
Какое-то время она опасалась, что поэт бросится к ее ногам, — в сентиментальных французских романах это, конечно, выглядело красиво, но Ольге всегда казалось чересчур высокопарным и пафосным для реальной жизни. К счастью, этого не произошло. Алексей Сергеевич попросту приблизился к ней вплотную, взял за руку и сказал чуть растерянно:
— Я сам не знаю, что со мной происходит. Вы внезапно возникли из ниоткуда, и я потерял покой… Я понимаю, что говорю ужасные банальности, но только теперь понял, что такое «украсть сердце». Можете смеяться, но вы мое сердце украли…
В ней одновременно присутствовали две разных личности: волевая колдунья, с нешуточным искусством доведшая дело до сегодняшнего финала, и обычная девушка, которой приятно было слушать такие слова и чувствовать на себе такие взгляды. Правда, обе эти личности сливались в одну — молодую энергичную женщину, точно знавшую, чего она хочет…
— Почему вы молчите? — спросил Алексей Сергеевич.
— Потому что не собираюсь ничего говорить, — призналась Ольга с задумчивой улыбкой.
Сделала крохотный шажок — большего и не требовалось, чтобы преодолеть разделявшее их расстояния, — положила ему руки на плечи и решительно приблизила губы к его губам.
Надеялась, что он поймет все правильно. Так и случилось…
Проснувшись среди ночи, Ольга поначалу не поняла, что ее разбудило. Человек, получивший ныне полное право на звание сердечного друга, спал блаженным сном, дыша ровно и спокойно. И в комнате, и на улице стояла тишина, лунный свет причудливо освещал фиалки в вазочке, лежал на полу, отражался в застекленных хозяйских акварелях, изображавших неизвестные пейзажи. Все вроде бы было спокойно. И тем не менее что-то ее заставило проснуться…
