Сподвижники Орэна слушали своего господина. Пламя в огромном камине тронного зала освещало массивные каменные стены с развешанным на них оружием, выхватывая из тьмы толстые, увитые великолепной резьбой, колонны и суровые лица эмонов. Присутствующие знали о странной привычке одана устраивать приемы в полутемном зале, словно молодой правитель боялся яркого света, и не придавали этому значения. То, о чем говорил одан, было намного серьезней.
Орэн обвел придворных долгим пристальным взглядом. Здесь стояли люди, прошедшие с ним бок–о–бок многие походы, здесь были старые эмоны, которых знали его с детства, друзья и соратники отца. Были фавориты, молодые и дерзкие, жаждущие новых походов, богатств и славы.
— Я решил идти на Ринересс.
Слова одана молотом пали на собравшихся. Ошеломленные эмоны загудели, переговариваясь. Снова война?! С арнами? С самим Ринерессом! Немыслимо!
Внимательный взгляд одана отметил тех, чьи лица не выражали готовность следовать за своим оданом. Что ж, он сотрет с них недоверие и недовольство, заставит слушать и повиноваться одному лишь взгляду. Это время близко.
— Но как же Вечный договор? — сказал советник Проттег. — Все оданства будут против нас!
Орэн хищно улыбнулся:
— Договоры и законы для слабых. Сильные сами устанавливают законы! Когда Ринересс станет моим, кто осмелится противостоять мне? Мы будем величайшим оданством Арнира, а вы все получите города и эмонгиры Ринересса в правление!
Снова возбужденный гул. Молодые, жадные до побед и славы эмоны переглядывались. Глаза их блестели азартом. Они знали, как щедр Орэн с теми, кто верно служит. И как он мстит врагам. Да, Ринересс силен, но ведь и мы не слабы!
Одан поднял руку. Сжал кулак. Установилась тишина, и одан продолжил:
— Арнир похож на плащ нищего, он сшит из кусков. Дернешь — и тряпье развалится! Вспомните, как три луны назад морроны переправились через Кхин и напали на наши земли. Одан Ринересса мог ударить по ним с тыла и сбросить в реку, но не стал. Он мог бы действовать со мной вместе, но не хотел помочь. Морроны захватили Темел и сожрали всех жителей, а мы не успели им помочь! А пять лун назад морроны дошли до Лаона, разорив мои западные владения, но одан Далорна и пальцем не пошевелил! Еще тогда мы могли уничтожить их орду и надолго отвадить от границ! Ему было жаль своих воинов, а мне жаль мой народ! Тогда погибли тысячи, в основном поселяне, а многие эмоны были разорены. Объединив оданства, я положу этому конец.
Эмоны заспорили. Не всем нравились притязания Орэна, особенно тем, чьи владения располагались далеко от границ. Их не коснулись опустошительные набеги морронов, но большинство поддержало одана.
— Я вижу, ты хочешь что‑то сказать, Фориндалл… Говори.
— Да, мой одан, — из рядов вышел пожилой эмон. Его род был древнейшим после рода одана, а земли — богатейшими в оданстве. — О морронах нам известно, но причем здесь Ринересс и зачем нам война? Теперь мы сильнее, чем прежде, и сможем противостоять морронам.
— Морроны на западе усиливаются, — ответил одан. — Вы все слышали о великой властительнице, ведьме Ош–Рагн. Ортаны говорят: ее ордам нет числа. Что, если она решит вторгнуться в Арнир? Мы били морронов потому, что у них не было вождя. Теперь он есть, и это опасность для всех нас.
Голос Орэна окреп, нервно сжимая пальцы, одан шагал вдоль строя придворных:
— Это война не против Ринересса, но за объединение Арнира! Не нужно быть мудрецом, чтобы понять: по–отдельности арны не смогут бороться с кочевниками, а если все чернолицые объединятся, мы обречены.
— Мой одан, но ведь с Ринерессом можно заключить союз, — осторожно высказался один из советников.
— Зачем мне союз со слабым? — Орэн встряхнул длинными и черными, как камни эшнарских гор, волосами. — Сейчас Ринересс слаб, а мы сильны, как никогда! Разгромив Далорн, мы сделали шаг на пути к великой славе. Время сделать второй. Я хочу владеть Арниром!
Одан говорил так, словно победа была делом решенным, словно огромная армия противника не представляла никакой опасности. По горящим глазам правителя эмоны видели: он не сомневался в победе. Но в зале ему верили не все.
Орэн вернулся к трону и сел. Стало так тихо, что треск поленьев в камине был единственным звуком в заполненном людьми тронном зале.
Но вот эмоны зашевелились. Теперь, когда одан высказался, каждый мог сказать свое слово правителю и благородным эмонам. Вперед вышел Гиторн, правитель южного Ланса:
— Мой одан, то, что ты сказал, нашло поддержку в моем сердце. Но почему Ринересс — самое могучее оданство в Арнире? Почему не Эшнар, Эвилон или Эдерн? Они значительно слабее, и нам будет легче покорить их.
— Именно поэтому! Если тебе противостоят несколько врагов, убей сильнейшего — и остальные обратятся в бегство, — проговорил Орэн, глаза его блеснули непонятным восторгом:
— Что даст завоевание Эдерна? Всего один город и противостояние со стороны Ринересса и его союз с другими против нас! Уничтожив главного соперника, я создам непобедимую державу. Большая половина портов в Восточном море будет нашими! После победы нам некого будет бояться!
Многие закивали, зашептали: да, так все и будет, наш одан мудр и дальновиден!
— Мой одан, позволь сказать!
Орэн кивнул. Один из фаворитов, смельчак и любимец женщин, Элинон, выступил вперед:
— Ринересс овеян славой великих властителей, но все это в прошлом! Как любой день движется к закату, так и мы видим закат великого оданства. Нет в нем твердой руки. Эрнон неумелый правитель, его воины разучились побеждать даже в приграничных стычках, наша армия неизмеримо сильнее. Мы легко одержим победу. Я с тобой, мой одан!
Одан с легкой улыбкой кивнул. Орэн терпеть не мог лести, но то была не лесть, а вера в своего одана и желание отличиться в будущих сражениях, а это правитель Гурдана ценил.
— Вы знаете мощь нашей армии, — сказал он. — Мои наемники закалены в битвах, отовсюду к нам стекаются новые воины. Даже мергины, говорят, бросают свой промысел…
Среди эмонов пронесся шумок. Орэн любил пошутить, но в шутке было немало правды. Горькой правды для тех эмонов, на чьих землях останавливались разбитные наемники Орэна.
— Мы непобедимы, и все, кто сомневается, будут посрамлены! Лучшим из вас, — Орэн обвел взглядом зал, — я пожалую города в правление. Итак, что скажете, благородные эмоны?
Одан хитрил, и это понимали все. По древним законам одан не мог объявить войну без согласия большинства высоких эмонских родов, но сейчас власть Орэна была велика настолько, что он мог не спрашивать у вассалов согласия, однако делал вид, что ему важно их мнение. Старые, умудренные опытом эмоны понимали: что бы они не говорили, он поступит по–своему. А заодно узнает имена недовольных. И весь зал поддержал одана.
