— То есть, ты ничего не помнишь о своем превращении?
— Нет, дотошный ты вампирюга, на меня поохотились и оставили валяться мертвую на площади всю в крови! И когда я очнулась, то оказалась в гробу, похороненная по всем правилам! Тебе обязательно все это выспрашивать?
Ткань скрывала лицо Глайта не только от солнечных лучей, но и от моего гневного взгляда, хотя на какой-то короткий миг мне показалось, что он собрался обнять меня, чтобы успокоить. Хвала Небу, что этого не произошло, подобные разговоры заставляют меня показывать чувства, о которых окружающим лучше не знать.
— Прости меня, Рэй.
— Да ладно, особой тактичности я от тебя и не ожидала, — я взяла себя в руки и отмахнулась от надоедливого собеседника.
— Я действительно сожалею, не держи на меня зла. Понимаю, как тебе тяжело.
— Вряд ли, но извинения принимаю. Давай искать дальше.
Мы потратили еще пару часов на бесплодные поиски, пока какая-то сердобольная служанка не сообщила, что самые родовитые семьи волшебников, имеющие многотысячелетнюю историю, селятся в северных районах, как раз там, куда направились Ами и Рэйн. Оставалось только надеяться, что они все же отдадут должное поискам, оставив очень уж плотное знакомство на более благоприятные времена.
— Слушай, неужели тебя никогда не тянуло к власти? — мы пробирались бесконечными узкими улочками к гостинице, до которой было еще далеко. — Обычно и человеческие наследники, и аристократы из других рас при слове «трон» начинают трястись от алчного желания им завладеть. Ты же вместо этого тратил время непонятно на что. Это не насмешка, мне просто интересно.
Вампир хмыкнул под капюшоном и глянул вверх: до заката еще было достаточно времени, чтобы солнце причиняло ему ощутимые неудобства.
— Я был уверен, что ответственность, которую предполагает властвование над чем-либо, не для меня. Знать, что от твоих поступков зависит судьба целой кучи народу и быть уверенным, что при малейшей ошибке могут погибнуть те, кто беспрекословно мне подчинялся, это было слишком для существа, не способного в прошлом управлять даже собственным телом. У меня был отец, сильный и уверенный в себе князь, чья власть была нерушима. Был старший брат, правая рука Криса, его советник и самый доверенный чиновник. Во мне просто не было нужды, так что я мог заниматься всем, что было угодно.
— Угу, кутежи и пустая трата времени.
— И это тоже, — как ни странно, Глайт не отреагировал на шпильку. — Кроме кутежей была еще учеба всему подряд, изучение магии, путешествия, мореплавание, алхимия и прочие интересные занятия.
— Странно.
— Что именно? — вампир насторожился, ожидая очередной гадости.
— Что Крейден и иже с ним упустили такой ценный кадр, они же ничего не делают просто так. Даже меня использовали в своих планах, хотя кто я? Так, мимо проходила.
— Ну, вампиры, прожившие несколько столетий, становятся слишком уверены в своей вечной жизни, власти и силе, в том, что все успеется, все сбудется на их веку. Для нас время идет по-другому, многие вампиры никогда не взрослеют, веря в вечную жизнь и откладывая это на потом. Крейден мудрый правитель, сильный и жестокий в нужных случаях, отец был таким же.
— И? — до сих пор я не знала, что же случилось с правителем клана Крейптона.
— Нам неизвестно, что в точности с ним произошло. Он направлялся домой, в Туманную Долину после большого собрания на полуострове Огня. Они с Жерардом были, как обычно, вместе, а меня забрали из какого-то очередного борделя в Яконии. Мы пересекли владения клана Дектоса, углубились в леса на востоке Ардании и, наконец, выехали к первому крупному городу. Крис выбрал отель, где они всегда останавливались на подобном маршруте, мы провели вечер порознь каждый по своему вкусу. Жерард изучал какие-то документы, отец наслаждался оперой в театре, а я продолжил прерванные в Яконии занятия. Перед рассветом мы с ним вернулись в отель, где брат уже отошел ко сну. Я долго не мог уснуть, ворочался, вспоминая особо приятные моменты ночных приключений, когда услышал, что Крис с кем-то разговаривает через кристалл. Тогда я не обратил внимания, а после всего, что случилось дальше, снова и снова пытаюсь вспомнить хоть слово из того, что слышалось за соседней стеной, и не могу. До сих пор я уверен, что тот, с кем отец разговаривал в последние минуты своей жизни, кто сообщил ему нечто, заставившее Криса покинуть гостиницу, тот и стал настоящей причиной его гибели. Намеренно или случайно, но стал. А люди всего лишь стадо, неуправляемая толпа, движимая эмоциями…
Вампир замолчал. Наши шаги гулко звучали по выложенной камнями мостовой, нарушая тишину.
— Даже не знаю, почему рассказываю тебе все это, — вздохнул Глайт. — Даже Старшему Князю я этого не говорил, а он был слишком обрадован тем, что удалось вернуть хоть одного наследника, чтобы подробно выпытывать у меня события того дня.
— Тебе надо выговориться. Поверь, я знаю, что значит носить в себе свою боль, страх и вину. На минуту я готова даже забыть о том, что мы враги и помочь тебе, хоть ты этого и не заслуживаешь.
— Знаю, — улыбка в голосе Глайта снова меня удивила, но потом он заговорил серьезно и печально. — После разговора я услышал сквозь окутывавший меня сон, что отец куда-то вышел. До рассвета было недолго, так что далеко уйти он не мог. В следующий миг я проснулся с криком от нестерпимой боли во всем теле, слыша, как в соседней комнате точно так же кричал Жерард. Спустя минуту он ворвался ко мне с искаженным лицом, крича, что с отцом случилась беда. Крис был нашим сиром, а подобная связь у вампиров очень сильна, ведь она образована жизнью, смертью и рождением новой сущности. Мы оба схватили плащи и, не задумываясь, побежали туда, куда звала нас собственная кровь. До сих пор от увиденного мое сердце замирает, я как будто снова переживаю гибель отца. Мы выбежали к главной площади города, которая, несмотря на ранний предрассветный час, была полна людей. Боль и ужас пригвоздили нас с братом к месту: посреди площади на открытом пространстве несколько смертных кромсали серебряными клинками тело нашего отца. Он был в сознании, владел магией, был силен, могуч и крылат, но не сопротивлялся! Вот что меня мучает больше всего! Он не сопротивлялся, хотя мог открыть крылья и взлететь, стряхнув с себя этих жалких смертных, не бросил в них ни одного заклинания, просто смотрел, как его убивают! Мы с братом очнулись от странного оцепенения, когда один из клинков вспорол обнаженную грудь Криса, и рванулись вперед, пытаясь прорваться к нему. Кричали, в ярости раскидывали в стороны смертных, ломая шеи, вырывая когтями куски мяса, но те, кто стоял впереди, ничего не видели и не слышали из-за ликующих воплей великих борцов с вампирами. Миг, когда голова отца отделилась от тела, и он умер, я помню очень хорошо. Жизнь замерла во мне, даже боль на миг утихла. Все умерло, я стоял на площади словно труп, каким и должен был быть, если бы не магия, обращавшая мертвецов в вампиров. Я был мертв. А потом взошло солнце и превратило останки Криса в прах.
