Проиграл, потому что не почувствует радость от неизбежной победы, и потому что после победы игра могла закончиться. Как до сих пор заканчивались все игры. А значит, он снова окажется в своей квартире в старом фонде, перед шикарным компьютером. Питер, пиво и пронзительное одиночество. Одиночество, в котором он себе никогда не признавался и которое настигло его сейчас в Японии XVII века, в постели с женой, которую он любил.
«Здесь я обрел себя. Я узнал, чего стою, что я на самом деле люблю, а что ненавижу. Что ждет меня дома? Фигня ждет. Да, я дорого заплатил бы за право увидеть еще раз Невский и Петропавловскую крепость, встретиться со всеми, даже с Маразмусом, поцеловать племянников. Но готов ли я отдать за это ее?»
Ал почувствовал, как слеза выкатилась из его глаза и поползла по щеке. Не желая беспокоить жену, он встал и вышел на свежий воздух. Крошечный садик с водопадиком и ручейками пленял своей красотой и ухоженностью. Стоящий на часах самурай вскочил, завидев начальника. Ал поклонился в ответ на поклон стражника и, оправив ночное кимоно, отправился на задний двор.
«Война развязана, – сказал он сам себе. – Я не в силах встать сейчас, собрать вещи и, забрав Фудзико и пацана, уйти куда-нибудь. Это невозможно – потому что невозможно никогда. С моей европейской внешностью меня в два счета отыщут и с позором доставят назад. Невозможно и потому, что я обещал победу Токугаве, и я должен ее добыть. После чего мне не останется ничего другого, как попросить у Токугавы разрешения уйти от власти и поселиться в какой-нибудь не самой бедной деревеньке, где и доживать свой век.
Кто знает, может быть, мне удастся продолжить игру, если я изберу иную цель и принципиально новое направление? – Он задумался. Глупо, конечно было начинать игру, не выяснив до конца ее правила. Глупо теперь пытаться убедить себя в том, что будто бы владеешь ситуацией и можешь влиять на судьбу. С другой стороны, ничего лучшего он не придумал, а значит, приходилось продолжать. – Ладно, буду жить одним днем, как это делают японцы, забыв о том, что было, и не заботясь о том, что будет. Есть только здесь и сейчас. Есть Фудзико и наша любовь. А все остальное не стоит того, чтобы о нем печалиться».
Так, рассуждая о жизни, Ал вернулся в дом, скользнув под мягкий футон, чтобы уткнуться щекой в плечо любимой.
* * *
Странная штука судьба – еще в доме, в Питере, Ал мечтал, как познакомится с Марико-сан и они полюбят друг друга. Как он сделается другом умного Оми и, конечно же, легендарного Джона Блэкторна, которого он чуть ли не боготворил. Как пришьет, при первой же необходимости, ревнивца Бунтаро.
В действительности все оказалось наоборот: Бунтаро сделался лучшим другом Ала, это был настоящий самурай, которому ничего не нужно было объяснять дважды. Отважный рубака, меткий лучник, лихой пьяница. В общем, он действительно нравился Алу. В то время как Марико и Блэкторн похоже, были потеряны навсегда.
Что же касается Оми, то в реальности Ал нашел его излишне мягкотелым и скучным. Вечно на всех обиженный, закомплексованный маменькин сынок, и ничего больше. Правда, как все японцы, он не отлынивал от тренировок, стремясь достичь наилучшего результата, чем очень помогал Алу, но вот только командиром «Сокола» он, не раздумывая, поставил Тахикиро, а не Оми. Решив, что в роли начальника тот, пожалуй, может сплоховать.
Странная штука – судьба.
Начиная бой, настоящий самурай видит только свою цель, определенного воина, которого он должен поразить. Все остальное сражение должно раствориться перед мысленным взором атакующего самурая. Весь остальной мир превращается в тьму. Самурай сражается с самураем в великой пустоте. Только такое сражение можно назвать подлинным.
Из изречений самурая Усаги Тахикиро
Это было странно и одновременно печально. Ал думал, что, возможно, он и сам не более чем бестелесный призрак, которому никто не удосужился сообщить о его смерти и который продолжает жить во снах.
«Неужели я умер?» – подумал Ал и проснулся. Вокруг пели цикады, лунный свет серебрил рисовую бумагу на седзи. Ал ущипнул себя и почувствовал боль. «Но может ли чувство боли во сне означать то, что я не сплю?»
Ал протянул руку и дотронулся до спины спящей Фудзико. Та перевернулась во сне и потянулась к мужу.
– Неужели тебя на самом деле нет? Неужели ты мне только приснилась, любовь моя? – прошептал Ал.
Тело Фудзико было теплым и податливым, ночное кимоно открылось на груди, так что правый сосок выбрался на волю и теперь смотрел на луну.
Не желая потревожить супругу, Ал снова вышел во двор, где сразу же увидел одного из своих самураев.
Заметив начальника, тот вскочил, демонстрируя готовность исполнять любой приказ.
– Вот что. – Ал оглянулся, не появятся ли в дверях Фудзико или Тахикиро. – Напади на меня.
Самурай замотал головой, отступая от Ала на шаг и на всякий случай убирая за спину меч.
– Ну же, как на плацу во время занятий. Давай же. – Ал выставил перед собой кулаки, пытаясь ударить самурая.
– Нельзя, Андзин-сан. Как я могу ударить своего господина?!
– Ну в шутку. Джодан. Вакаримаска! – Шутка. Понимаешь?
– Хай. Вакаримашта. – Да. Понимаю. – Самурай отступал, стараясь не подставлять под побои лицо, но и не делая попытку самостоятельно наносить удары.
– Давай на мечах, – подзадоривал Ал слугу. – Тебе же привычнее рубить. Да? Так давай! Меня Бунтаро-сан обучал. Я выдержу.
– Нельзя. – В свете луны лицо самурая казалось почти что несчастным. – Нельзя бить господина.
– Но господин Бунтаро мог же биться со мной. – Ал сделал очередной мгновенный рывок, но самурай вновь отступил, пропустив Ала.
– Господин Бунтаро – командир. Вы тоже господин. Господин и господин могут драться. Господин и слуга – нет. Если господин хочет, он может побить слугу, и слуга должен терпеть. Бить господина нельзя! – Самурай поднял вверх палец и чуть не поймал щекой кулак Ала.
– Ну, что мне из-за тебя господина Бунтаро теперь тревожить! – взвыл Ал. – А ну давай на мечах, только в чехлах? В чехлах-то можно? – Все его тело словно налилось чудодейственной силой. Хотелось прыгать, драться, смеяться, танцевать.
– В футляре можно. Наверное, можно. – Самурай боязливо оглядывался по сторонам, должно быть, за ними наблюдали не менее сотни любопытных глаз: стоящие на страже самураи, слуги господ, гости, так же, как, Ал остановившиеся на постоялом дворе вместе со своими свитами и охраной.
Ал остановился, и тут же кто-то из слуг протянул ему меч. Он заметил, что за седзи, за которыми должна была мирно спать Фудзико, появился слабый огонек, и понял, что жена проснулась.
