– Слышишь меня… – шипел Асамура, – убери, кому говорю.
Наконец Киёмаса сообразил: сорвал пару веток клена и прикрыл ноги. После этого все успокоились и сидели в полной тишине, и только когда начало темнеть, стали возиться и вздыхать:
– Скорее бы…
Не повезло еще и в том, что стражники с этой стороны Нефритового дворца попались сплошь как один малохольные: не праздновали, не кричали, не улюлюкали, а даже зажгли над входом фонари. Правда, толку от них было мало, потому что сосновый лес подбегал под самые стены, и темень в трех кэн от входа стояла непроглядная. На этот случай у Торояна были фонари, набитые светлячками. Света они, правда, давали мало, но вполне достаточно, чтобы не расквасить в темноте нос.
Именно Киёмаса отводилась роль белки. Он должен был вскарабкаться на сосну, с сосны – на стену в том месте, где она делала небольшой изгиб, и закрепить веревку.
Ради такого момента Киёмаса даже надел шелковую ситаги в надежде, что она защитит если не от стрелы, то хотя бы от неумелого удара мечом. Доспехи слишком тяжелые. Лазать в них по стенам нет никакого удовольствия, рассуждал он, а ситаги в самый раз. Многие его товарищи тоже надели ситаги, полагая, что в ней они будут неуязвимее.
Тот момент, когда надо было лезть на стену, Киёмаса проспал. Ему приснилось, что он дома ест мамины рисовые шарики на рыбной подливе, а кто-то посторонний его дергает за рукав и говорит:
– Заснул, что ли? Вставай!
Чего это я заснул? – удивился он, я ем. И проснулся, испытав чувство сожаления оттого, что не попробовал сладкой подливы. Было темно, и только со стороны ворот сквозь листву пробивался тусклый свет. Над городом плыл полночный звон колоколов. Пора, понял он. Да и Асамура не давал забыть об этом – пихал в плечо и шипел:
– Проснись, болван… проснись…
– Я уже не сплю, сэйса, – отдернул руку Киёмаса.
Чужое прикосновение было неприятно, как холодное железо, тем более от старого Асамура воняло козлом. А еще он был как никто надоедлив и нравоучителен, хотя его и следовало уважать за храбрость и мастерство фехтовальщика. Но пересилить себя Киёмаса не мог.
Он вскочил легко и быстро. Встрепенулся, прогоняя остатки сна, и выбежал из дома. Его уже ждали, оглядываясь в нетерпении. Ночная прохлада взбодрила. Я действительно проспал, понял он, и ему стало стыдно. Но потом, когда залез на дерево и с него – на стену, все его недовольство само собой улетучилось, зато сделалось одиноко и страшно. Товарищи остались где-то далеко внизу, словно на чужом острове. А он уже сотни раз умер, воображая, что здесь, наверху, его ждет засада. Однако, как ни странно, стена оказалась пустой, и это было хорошим знаком. Наму Амида буцу! – прошептал Киёмаса и, стараясь меньше шуметь, на ощупь привязал веревку к зубцу, испытывая страшное чувство одиночества и уязвимости, а когда бросил веревку вниз, то впервые в жизни почувствовал, что на него кто-то смотрит и, цепенея, оглянулся, чтобы увидеть призрака. Призрак стоял в том месте, где стена делал изгиб, и светился мертвенным светом. Голова его на фоне черного неба казалась нестерпимо яркой, зубы же блестели еще ярче, от этого казалось, что призрак издевательски улыбается и подзывает Киёмаса к себе. Киёмаса охватила такая слабость, что он невольно прислонился к парапету стены и замер. Из оружия у него был только танто, но даже его он вытащить не мог – руки не поднимались, словно каждая из них весила, как арба. В следующее мгновение призрак пошевелился, и Киёмаса понял, что это обыкновенный стражник. Просто луна еще высоко не взошла и светила из-за громады Нефритового замка, отбрасывая на стену незримую тень.
Стражник не разглядел Киёмаса, темная одежда которого делала его невидимым на фоне темной стены. К тому же лицо и руки и у Киёмаса были намазаны сажей – опять же по настоянию въедливого Асамура. Впервые Киёмаса подумал о нем с теплотой – если бы не эта маскировка, от которой он всячески отбрыкивался, полагая, что буси не подобает ни от кого прятаться, и не настойчивость Асамура, лежать бы сейчас Киёмаса с разбитой головой, а само восстание оказалось бы под угрозой срыва в самом начале.
Стражника же привлекли непонятные звуки. Как ни старался Тороян и его люди быть тише и незаметнее, бряцанье оружия выдавало их присутствие.
Не дойдя двух шагов до Киёмаса, стражник выглянул в соседнюю бойницу. Киёмаса воспользовался моментом, и хотя ему еще не приходилось убивать врагов, с этой задачей он справился блестяще, ударив стражника танто в левую подмышку и навалившись на него с тем, чтобы заткнуть рот. Прежде чем умереть, стражник искусал ему все руки.
– Молодец! – оценил Асамура, появившись на парапете стены.
Киёмаса испытал к нему самые дружеские чувства. Теперь Асамура казался ему не зловредным и надоедливым стариком, а самым умным и толковым, чуть-чуть пожилым самураем. Мало того, он готов был слушаться его всегда и во всем, потому что понял одну истину: обязательно найдется кто-то, кто умнее и находчивей тебя.
Через кокой отряд Торояна оказался на стене ниномару. Бидацу со своими людьми побежал влево к воротам, Иэясу же – вправо к следующему посту, который находился в западной башенке на расстоянии не менее пяти сяку. А Тороян и Асамура спустились во двор, чтобы атаковать хоммару, в которой находился отдельный гарнизон. Торояна волновал вопрос: насколько стражники пьяны.
Все оказалось до разочарования просто: они быстро пересекли двор, выложенный камнем, и в белом свете своих фонарей обнаружили, что маленькие ворота, преграждающие путь ко второй линии обороны Нефритового дворца, больше похожие на калитку, беспечно открыты и не охраняются. Мало того, дверь, находящаяся справа и ведущая в бастион, тоже оказалась незапертой. Асамура со своими людьми побежал наверх, чтобы из укреплений дворца никто не пришел на помощь цитадели. Остальные замерли, прижавшись к стенам и ожидая команды Торояна. Наганори, друг Киёмаса, сунулся было вперед, но на него шикнули, и он затих. Ждали своих. Наконец со стороны ворот и охранной башенки замелькали тусклые огни. Если бы кто-нибудь из стражников выглянул бы во двор, он бы принял огни светлячков за духов, которые вопреки воле Богов вернулись на Землю. Тяжелое оружие, предназначенное для хирака и ганива, оставили на земле под стенами и в цитадель ворвались молча с одними танто или вакидзаси.
Первым вбежали самые горячие: Наганори и Киёмаса. Усима-Таро, которого они тоже считали стариком, бежал следом, оберегая юношей от какой-либо напасти. И действительно, не успели Наганори и Киёмаса сделать и пары шагов, как на них с криком бросился стражник. Оказывается, он стоял сбоку у стены, на которой было развешено оружие. На счастье, в руках у него оказалась всего лишь длинная курительная трубка. Но и ею он сумел нанести удар в голову Наганори с такой силой, что тот полетел кувырком, а Киёмаса от неожиданности присел. Усима-Таро тут же зарубил стражника, окропив кровью угол цитадели.
