Ознакомительная версия.
То есть только предпринял попытку это сделать, потому что раненая нога, неожиданно став деревянно-бесчувственной, отказалась подчиняться приказу мозга. Потеряв равновесие, Тубуз плюхнулся лицом вниз, хлебнул воды, перевернулся на спину и, перебирая руками и бултыхая способной шевелиться ногой, успел-таки отползти назад, на мель, прежде чем агрессивная рыба врезалась рылом в песок в то место, откуда он убрался секундой раньше.
Агрессия на этом не закончилась. Судак, энергично виляя хвостом, отполз-отплыл и продолжил движение назад, словно готовя себе разгон для повторного нападения. Во всяком случае, Тубуз осознал это очень отчетливо, так же, как осознал и то, что, если рыба до него все-таки доберется, он практически не будет способен оказать сопротивление. Обломок палки-копья он потерял. До второго обломка с ножом и окунем никак не дотянуться. Тем более что продолжающий биться окунь, словно делая это нарочно, с каждым шлепком хвоста все дальше отдалялся от Тубуза.
И тут до лекпина дошло, что у него есть с собой еще один нож, есть Изымс, который одолжил ему на время экзамена друг Железяка. Как можно было забыть про него! Вот же он, в кармане, он такой, такой… С его помощью справишься с любым врагом. Им запросто можно пробить, проткнуть, исполосовать, разрезать на куски кого угодно, не то, что какую-то там рыбу.
Не отрывая взгляда от растопыренного судачьего плавника, словно примеривающегося для атаки, Тубуз достал Изымс. Выдвинувшееся лезвие блеснуло на солнце. Но… нет! Убивать ножом рыбу он больше не станет. Он рыболов, а не убийца. Лекпин с сожалением оглянулся на берег, на загубленных окуней. Может, если отпустить их в воду прямо сейчас, некоторые выживут? Но прежде надо попробовать спасти последнего окуня, освободить его плоть от смертельного орудия.
Забыв про судака, который на самом деле успел скрыться в глубине, Тубуз, как мог, дополз до агонизирующей рыбины. Лезвие «Ифы-кабуф» вошло в толстую спину окуня под спинной плавник по самую рукоятку. «А может, так его и оставить, – подумал Тубуз, – весит нож мало, зато рана будет закупоренной и кровь вытекать не будет. А что! В гробу я видел этот подарок гоблинский. Мне даже прикасаться к нему противно! Вот только от палки его отрезать надо».
Он полоснул Изымсом по косичке, которой «Ифы-Кабуф» был привязан к палке, лезвие эльфийского ножа соприкоснулось с рукояткой ножа гоблинского и… От возникшей перед глазами вспышки Тубуз на некоторое время ослеп. Когда же глаза обрели способность видеть, он сначала подумал, что видит сон.
Раскинув ноги и опираясь сзади на руки, Тубуз сидел в воде, между его ног кверху брюхом плавал окунь, над водой в воздухе… сами собой фехтовали два ножа. Поднимаясь все выше и выше, «Ифы-кабуф» и Изымс кружились друг вокруг друга, расходились и сталкивались и лезвия немилосердно полосовали другое, рассыпая голубые и красные искры. Это было так же немыслимо, неправдоподобно, как и неестественно красиво! И так же страшно!
Тубуз совершенно отчетливо осознавал, что это настоящий бой, что ведут его ножи-враги, что они не могут примириться друг с другом так же, как вода с огнем, как добро со злом, как честность с предательством… Лекпин не мог понять, откуда взялось это знание, но на чьей он стороне, то есть какой нож – Изымс или «Ифы-кабуф» – на самом деле для него враг, не сомневался. Так же, как ничуть не усомнился лекпин, какой именно нож на самом деле друг – спешащим к нему со стороны берега Друды и Гавры. Они бежали, яростно крича что-то на своем гоблинском языке и потрясая воздух зажатыми в кулаках булыжниками.
«Забьют, как последнюю собаку! – екнуло сердце лекпина. – И ведь даже убежать не удастся, даже защититься нечем!»
За неимением под руками булыжников, Тубуз сгреб со дна две горсти песка и кое-как поднялся на ноги.
Гоблины обманули его, всучив свой колдовской нож; из-за них он нарушил правила соревнований, превратился в злостного браконьера; из-за них теперь не поступит на факультет рыболовной магии; и он сделает все, чтобы хоть как-то отомстить.
Тубуз что есть силы стиснул в кулаках песок. Одной из любимых игр его детства была так называемая шишечная война. Молодые лекпины большой компанией уходили в лес, где делились на два лагеря и воевали, бросаясь друг в друга еловыми шишками. Чтобы противник выбыл из игры, достаточно было попасть в него или просто коснуться шишкой до любого участка тела, кроме головы. Такие правила были придуманы, чтобы никого не покалечить – все-таки шишки были довольно крепким и увесистым метательным орудием, которым запросто можно было выбить глаз. Общепризнанным лидером-шишечником среди лекпинов всегда считался Железяка, но Тубуз, умеющий одинаково замечательно кидаться шишками и правой, и левой рукой, уступал ему лишь потому, что, как назло, каждый третий его бросок приходился именно в голову противника… Сейчас Тубуз очень рассчитывал воспользоваться своим умением и сначала увернуться от брошенных в него булыжников, а затем без промаха швырнуть два песочных комка в ненавистные зеленые рожи. Но, к своему изумлению, он вдруг понял, что ярость гоблинов направлена вовсе не на него. Ни Друда, ни Гавра на него даже не смотрели. Взгляды гоблинов были устремлены поверх его головы, туда, где, словно взяв короткую передышку, зависли один против другого «Ифы-кабуф» и Изымс.
Друда отдал команду своему приятелю, и четыре булыжника, один за другим, полетели в эльфийский нож. Цели достиг только один, задевший рукоятку Изымса. Но здесь, видимо, не обошлось без колдовства, потому что от попадания обычного булыжника не вспыхнуло бы столько искр и не возник бы такой режущий слух звук. Изымс, после удара еще немного подброшенный вверх, словно раненая стрелой в крыло птица, начал, вращаясь, падать. Гоблины издали радостный клич, а «Ифы-кабуф» навис над поверженным врагом, чтобы, прицелившись, нанести окончательный, добивающий удар. Времени для раздумий не осталось. Тубуз еще раз покрепче стиснул кулаки и отработанным движением одновременно с двух рук метнул песочные комки в гоблинский подарок. Он не промахнулся. И хотя мокрый песок это совсем не то, что булыжники, однако такой подарочек для «Ифы-кабуф» стал по-настоящему убийственным. Нож, который только что казался волшебным, грозным, живущим самостоятельной жизнью оружием, вмиг стал похож на никчемную гнилую палку, совершенно беззвучно упавшую в воду.
И точно в то же место острием вниз упал Изымс. Вода вскипела, моментально превратилась из прозрачной в мутно-белую, и точно таким же, мутно-белым, вдруг стал сам воздух.
Глава восемнадцатая
ВСЕ НЕ ТАК ПРОСТО
– Бабочка? – Кот Шермилло неуловимым движением лапы сцапал порхающий в воздухе живой цветок. – И в самом деле – бабочка, – сказал он, разглядывая зажатую между когтей пленницу. – Странно. Откуда она тут взялась?
Ознакомительная версия.
