Он молился, пока был в состоянии. И только смутно почувствовал, как тряхнуло, когда веревку перерезали единым взмахом. Его распластали на снегу, и он охотно уступил холоду и немоте, плавно ускользнув прочь от своих мучителей, и для него уже не существовало ни ножей, ни, тем более, огня, ни фыркающих коней, обезумевших от запаха крови, которые разорвали то, что осталось от его окровавленного тела. Улыбка на его губах, даже после того, как его голову отделили от шеи, обожгла холодом сердце не одного и не двух свидетелей этого освященного законом убийства.
* * *
На следующей неделе все больше и больше вассалов Келсона прибывало в Ремут, дабы отпраздновать Рождество вместе со своим королем, как предписывал обычай, и никто в Ремуте еще не ведал о судьбе Истелина. Келсон каждый день давал приемы и приветствовал вновь прибывших, а после обеда всякий раз устраивал совещания. Между тем, Морган, Нигель и прочие из его приближенных продолжали приготовления к намеченному на весну большому походу. У епископов хватало своих забот, но каждый вечер они обменивались все новыми сообщениями с королем и его главными советниками. По мере приближения Рождества, напряжение нарастало, ибо все их будущее зависело от того, какой ответ придет из Меары.
Бурхард де Вариан, ставший графом Истмаркским после завершения войны с Торентом двумя годами ранее, прибыл, как и ожидалось, посреди недели с Глодрутом, Реми и Эласом, а также с полудюжиной баронов и множеством спутников рангом пониже. Немного позднее явился граф Дэнок еще с двумя полководцами — Годуином и Перрисом, а также юный граф Дженас, отец которого пал вместе с Джаредом Мак-Лайном при Кэндор Ри. Однако никто не ожидал увидеть во дворце человека, который поджидал Моргана близ его покоев, когда тот вернулся с мессы в сочельник.
— Эй… Кто здесь? — спросил Морган, на всякий случай коснувшись рукоятки меча.
Шон, лорд Дерри, который некогда был порученцем Моргана, а теперь стал его наместником в Корвине, отделился от стены, о которую только что опирался и протянул руки. Улыбка скользнула по его задумчивому лицу, когда он наклонил голову в приветствии.
— Счастливого вам Рождества, ваша светлость, надеюсь, вы не в обиде, что мы не встретились на мессе, но мы прибыли сюда только в полночь.
В его голубых глазах замерцали озорные огоньки, к изумлению Моргана, но также сохранилось и что-то мрачное. Он вздрогнул, когда Морган обхватил его за плечи, чтобы рассмотреть получше, но не отвел взгляда.
— Шон, да какими судьбами? — воскликнул Морган, хотя точный ответ на этот вопрос был ему известен. — И что означает «мы»? Боже правый, уж не прихватил ли ты с собой и Риченду, а?
Дерри приподнял бровь — эту привычку он перенял у своего господина.
— Ваша светлейшая супруга решила, что неплохо бы встретить Рождество вместе с мужем, ваша светлость. Если бы я не привез ее, она, чего доброго, явилась бы одна.
— Да уж, от нее такого можно ждать, — тихо промолвил Морган. — И все-таки зря ты ее не отговорил.
— Думаете, я не пытался? — с негодованием спросил Шон. — Я не забыл, что вы приказали. Но я не могу сказать, что это было мне по сердцу. Думаю, с нее на какое-то время хватило Кротона.
Морган вздохнул, и особенное положение его семейных дел снова встревожило совесть, чего не было уже несколько недель, ибо он находился так далеко от дома. При всем личном удовлетворении, которое принес ему брак с Ричендой, на карте их отношений имелись огромные области, где еще не все наладилось. И главным из них был вопрос, как много вправе брать на себя его жена во время его слишком частых отлучек из дому, и разрешался этот вопрос, к постоянной досаде Моргана, не целиком в его пользу, хоть он и был герцогом Корвином.
При обычном течении событий, к концу первого года их брака супруга Моргана стала бы полной хозяйкой в Коротском замке и правительницей Корвина в отсутствие герцога.
Но Морган не даровал Риченде таких прав. Получилось так, что ей не доверяли многие из его людей: не потому что она была Дерини, ибо, вероятно, никто в Короте этого даже не подозревал, а, заподозри, не придал бы значения, ведь сам герцог Корвин и так был Дерини — но потому, что первый ее муж предал Корону.
Вполне возможно, что и она запятнала себя изменой, как утверждали они, возможно, даже помышляла втайне о мести за своего первого мужа ради своего сына от него. Как вдовствующая графиня Марли она опекала юного Брендана совместно со своим новым мужем, располагая полной свободой в распоряжении землями и доходами шестилетнего графа. Если бы что-то случилось с Морганом, ее светлость, вдовствующая герцогиня Корвин и вдовствующая графиня Марли, получила бы доступ еще и к обширным богатствам Корвина, пока не достигла бы совершеннолетия маленькая герцогиня Бриони. А ради такой власти и положения на что бы не пошла бывшая жена известного изменника?
Ей не доверяли, ибо не знали ее. А не знали, ибо, когда Морган отсутствовал, что случалось куда чаще, чем ему хотелось бы, она жила замкнуто, не имея прав чем-либо распоряжаться в его отсутствие. И он ей таких прав дать не мог, поскольку ей не доверяли, а ей не доверяли, поскольку не имели возможности удостовериться, что она способна в чем-то проявить верность своему новому повелителю. Увы, образовался порочный круг, и Морган пока что не представлял себе, как его разорвать.
Итак, Риченда оставалась лишь обитательницей его замка в Короте, встречавшей достаточно любезное обращение герцогских домочадцев, но не обладавшая никакой ответственностью. Сперва это объяснялось достаточно легко, ибо в начале Риченда была новичком в Короте, а затем вынашивала их первого ребенка — две веские причины для герцога позволить сенешалю и командующему гарнизоном управлять делами в его отсутствие, как повелось и прежде; но теперь Бриони было одиннадцать месяцев, а Риченда уже почти два года как стала герцогиней Корвин. Старые оправдания никуда не годились, а Морган не мог заставить себя открыть жене истинные причины. Неудивительно, что разумная и предприимчивая Риченда чем дальше, тем больше тяготилась тем, что выглядело нелепыми ограничениями ее прав как супруги.
— Сам знаешь, в чем загвоздка, Дерри, — с тяжким вздохом заметил Морган. — Просто не было времени как следует этим заняться. Я ей зла не желаю.
Дерри отвел взгляд и зацепился большими пальцами за кожаный пояс, прикусив нижнюю губу.
— А вы думаете, это для нее не обида — не знать, почему вы отстраняете ее от своих дел? — спокойно спросил он, опять подняв глаза. — Простите, сударь, но за последний год я провел куда больше времени в обществе вашей жены, нежели вы. Она слишком хорошо воспитана, чтобы любопытствовать, хотя легко бы кое-что выяснила, но она чувствует недоверие ваших людей. И если вы не признаетесь ей, что не разделяете настроений… — он прочистил горло. — Сударь, я думал, что если уж вы Дерини, вам легче разбираться в таких делах.
