- Близкие?
- Кара Донишин - моя старшая сестра. И я тоже очень переживаю за нее. Так что давай держаться вместе и помогать друг другу.
- Ты доверяешь саларду, Элика?
- Сказала бы я тебе... - в глазищах эльфийки сверкнули гневные огоньки. - Мы еще поговорим с тобой, рыцарь. Вот, возьми, - она подала мне какую-то бутылочку, - это эликсир, помогающий от морской болезни. Вы, люди, страдаете от нее слишком сильно. Надеюсь, эликсир тебе поможет. А я пойду спать. Аррамен-эрай, и постарайся быть сильным!
****************
Слава Богу, плавание позади.
Позади пять дней хождения по качающейся палубе на дрожащих ногах, постоянной тошноты, ночных кошмаров и бесполезных попыток почувствовать вкус пищи. Еще немного - и я, наконец-то, ступлю на землю.
- Готово, сэр, - сообщил мне Лелло, затянув последний ремень.
- Благодарю, - я повел плечами, чтобы убедиться в том, что кольчуга сидит на мне как надо и не сковывает свободу движений. Все-таки двенадцать килограммов железа дают о себе знать. Но в целом совсем неплохо. В кольчуге чувствуешь себя как-то увереннее. Это как военная форма в наше время - придает некую мужскую харизму, солидность и значительность. Сам Лелло уже облачился в свою клепаную куртку со стальными накладками на плечах, локтях и груди, обычный доспех орденских оруженосцев. С помощью оруженосца я надел поверх кольчуги черное суконное сюрко с оранжевым фламеньерским крестом на груди. Жаль, что в каюте нет зеркала, очень хотелось бы взглянуть на себя при полном параде.
Я затянул широкий пояс из бычей кожи с двумя кинжалами - справа длинный, с клинком в два пальца шириной менгош с усиленной гардой и крюком-клинколомом, слева маленький мизерикорд с лезвием из фламенанта, обязательный для ношения каждым фламеньером. Собственно, менгош для парирования мне не нужен - меч у меня по сути двуручный, но такое оружие лишним не будет. Поскольку свой клеймор я ношу за правым плечом, мне пришлось придумывать, как поудобнее носить орденский плащ. Похимичив с завязками, я добился того, что плащ теперь закрывает только левое плечо. Уставу это не противоречит. Покончив с плащом и мечом, я надел на голову стеганый подшлемник, и Лелло с поклоном подал мне шлем - тот самый, что подарил мне сэр Роберт в Лашеве, - а после, опустившись на колено, прикрепил к сапогам золотые шпоры, знак принадлежности к рыцарскому сословию. На губах оруженосца появилась одобрительная улыбка, когда мой рыцарский туалет был окончен.
Байор Домаш и Элика уже были на палубе. Мы поприветствовали друг друга поклонами.
- Грозно выглядишь, - сказала мне Элика. Магичка переоделась в мужскую одежду: дублет, сшитый из лоскутков кожи и бархата, широкий кушак из красного сукна, черный шаперон с длинной шлейкой и зубчатыми фестонами, лайковые перчатки с крагами, штаны-брэ, шерстяные шоссы и высокие гетры с застежками. В левой руке Элика держала кожаный баул со своими вещами, в правой - магический жезл. Байор Домаш был в своем обычном роздольском наряде, к которому добавил отличный шлем-шишак с наносьем и бармицей и маленький круглый металлический щит без герба, повешенный за спину.
Берег был примерно в полукилометре от нас - скалистый, заросший лесом. Над деревьями можно было разглядеть деревянные башни с коническими драночными кровлями: наверняка это и было место назначения, фламеньерская крепость Фор-Авек. Вода, по которой мы плыли, стала мутной, и вскоре я понял, почему - мы входили в устье большой реки.
Матросы, повинуясь отрывистым командам стоящего на мостике капитана, убирали паруса. Я заметил на мостике рядом с капитаном Годье незнакомого мне человека - видимо, это был лоцман, прибывший на "Императорскую милость", пока мы спали.
Русло реки быстро сужалось, вода стала еще мутнее и грязнее. Запахло болотом. Над водой плыли клосья тумана. Заросшие густым сбросившим листву лесом берега казались безжизненными, земля под деревьями казалась черной, будто покрытой гарью. Несколько раз я ощутил толчки, похоже, корабль днищем натыкался на что-то, но все обошлось - фарватер оказался вполне безопасным. Через четверть часа мы миновали широкую излучину, и я увидел пристань Фор-Авек.
Нас ждали. На пристани толпилась пара десятков гражданских с узлами и ящиками. Тут же стояли грубо сколоченные клетки с курами, кроликами и поросятами. Судя по выражению лиц этих людей, они ждали "Императорскую милость" как второго Христова пришествия. Чуть дальше, у выхода с пристани, стояла группа военных - с полдюжины вооруженных алебардами латников и человек в длинном темном плаще и с двуручником за спиной. Похоже, наш встречал представитель орденской цитадели.
Корабль тяжело привалился к причальной стенке, на берег полетели концы. Я вздохнул - пятидневное плавание было закончено, я на месте. Начинается самое интересное.
Спустившись по трапу, мы миновали склонившихся в поклоне штатских и подошли к рыцарю. Это был немолодой седеющий человек с обрюзгшим бледным лицом, заросшим сивой щетиной. Отвесив мне короткий поклон, он окинул нас взглядом, в котором не было ни малейшего дружелюбия.
- Милорды, миледи, - сказал он.
- Вы шевалье де Апримон? - спросил я.
- Никак нет, я Пейре де Торон, командир вспомогательной стражи Фор-Авек. Я послан встретить вас и препроводить в замок.
- Очень любезно, - ответила за меня Элика. - Но почему шевалье...
- Он мертв, сударыня, - перебил ее кастелян. - Я ничего не смогу вам толком объяснить. Вам следует поговорить с братом Дузарром, нашим инквизитором. Он человек ученый, вот его и будете спрашивать, что да как. А пока милости прошу следовать за мной.
*****************
Фор-Авек выглядел зловеще, и дело было не только в унылости, наброшенной на город серым пасмурным днем. Пока мы, пустив лошадей неторопливым шагом, поднимались к замку по грязным, раскисшим от дождей узким улочкам, я увидел немало примет постигшей городок беды. Часть домов на окраине города сгорели дотла - от них остались только обугленные каркасы и кучи головешек, - другие были брошены хозяевами. Но главное, люди, которых мы встречали на пути, выглядели насмерть перепуганными. Мужчины, женщины, дети - все они выходили из своих домов, завидев нас, чуть ли не под копыта наших коней бросались, умоляя защитить их. Я смотрел в их пустые, затянутые пленкой ужаса глаза и понимал, что они в полном отчаянии, и наше появление для них - последняя надежда на спасение.
