— Я имею в виду Элвиса Медвежью Лапу, — сказал я чуточку нетерпеливо. — Ты расскажешь Вождю и другим старейшинам? Они остановят Игру или… Я всплеснул руками. — Или что?
— О нет, нет. Не могу этого сделать, чуч. Теперь уже поздно, — сказал он. — Пусть все идет своим чередом. В конце концов… — Он пожал плечами. — Идем. Пора выходить на площадку.
Мы пошли в том направлении. Люди валом валили из города и из лагерей, словно роящиеся пчелы, все шагали в сторону площадки. Деда Девять Убийц узнавали и почтительно расступались, так что, несмотря на окружающую нас толпу, мы шли свободно.
— Кстати, — сказал дед, когда мы проходили мимо дома Совета, — ты забываешь о моем положении. После восхода солнца в день Игры я не имею права говорить об Игре или игроках с кем-либо, даже с Вождем. Если я попробую рассказать твою историю, то окажусь в дерьме почти так же глубоко, как ты сам знаешь кто. Строго говоря, мне не следовало говорить об этом даже с тобой. — Он положил руку мне на плечо.
— Но какого черта…
Мне показалось очень странным придерживаться строгого выполнения правил, когда Элвис Медвежья Лапа, грубо говоря, помочился на всех и вся. Но вслух я этого не сказал.
Дед сжал мое плечо.
— Не волнуйся об этом, чуч, — тихо сказал он. — Такие проблемы, как правило, сами собой улаживаются.
На площадке Игры мы остановились и подождали у священной черты, пока два молодых помощника подойдут, чтобы проводить его к большой платформе. Я смотрел, как они осторожно ведут его, и благодарил судьбу за то, что мне нельзя быть сейчас с ним. Тем, кто оказался за чертой, уже не разрешается выходить, есть и пить до окончания Игры.
К тому времени вся окружающая территория была запружена людьми вплоть до священной черты — или, точнее, чуть не доходя до нее; большинство людей благоразумно предпочитали отступить от черты на расстояние в две тетивы лука в сторону опушки леса. Лес тоже кишел народом; там были детишки всех возрастов, встречались и взрослые, рассевшиеся на ветвях, словно стая огромных странных птиц.
Большинство людей сидели на земле или на всевозможных сиденьях, захваченных из дома; стоять считалось дурным тоном, поскольку это могло заслонить вид другим. Почти все расселись кучками, держась вместе с семьями и друзьями, и возле каждой группы стояли корзины с едой и питьем, потому что требование воздержания не распространялось на людей, следящих за Игрой из-за черты, и было бы неразумно не устроить по этому поводу маленький пикник. Было много смеха и разговоров, все угощали друг друга и передавали тыквенные сосуды с водой; вообще-то шум стоял невообразимый, если бы кто-то потрудился обратить на это внимание.
Дядя Кеннеди и его семейство припасли мне местечко у южного угла площадки, достаточно близко, чтобы все видеть и слышать. Я уселся, принял из рук тети Дианы кусок жареной индюшачьей ножки, кое-как устроил на жесткой земле свой костлявый мальчишеский зад и внимательно огляделся вокруг.
Посмотреть было на что. На игровой площадке игроки уже стояли на своих местах позади длинных столов, лицом к платформе и к восходящему солнцу. Впереди и в центре, естественно, стоял стол Народа-Хозяина, а рядом с ним — семь игроков, представляющих семь кланов народа чероки. Элвис Медвежья Лапа тоже стоял там, прямой, словно натянутая тетива. Я не мог разобрать выражения его лица, но все игроки выглядели одинаково серьезными и невозмутимыми в соответствии с этикетом Игры.
Слева от них стояли игроки семинолов в своих ярких лоскутных куртках, с другой стороны — игроки кланов племени крик. За ними располагались столы чоктау и чикасау.
Позади столов Пяти Народов находились игроки Семи Союзных Племен: шоуни, делаваров, мешков и лис, потауатоми, кикапу, оттава и майами. Я ничего не знал о системе их кланов и о том, как они выбирали игроков, хотя, без сомнения, они тоже использовали ту или иную форму слепого розыгрыша, жребия, как и все остальные.
Сбоку от каждого стола стояла пара старших воинов, одетых во все черное, с длинными дубинками в руках. Дьяконы — никогда не понимал, почему их так называют, — должны непрерывно следить за игроками во избежание малейшего нарушения правил.
На большой платформе, лицом к игровым столам, сидели вожди, старшие знахари и другие важные персоны двенадцати племен. Нашего Вождя, например, сопровождали Клановые Матери семи кланов. Сидел там и Глашатай Игры, жирный старый Джек Птицелов, а дальше к южной части сцены дед Девять Убийц со своими помощниками.
Вот как все это происходило, когда я был мальчиком. Позже многое переменилось. Не могу сказать, к лучшему или к худшему. Знаю только, что прежние порядки мне нравились больше.
Когда солнце высоко поднялось над полями, Глашатай выступил вперед и призвал к тишине. Наступило время речи Вождя племени чероки.
Размышляя об утерянных традициях, я не могу сожалеть лишь об одном — об этих длиннющих речах, вернее, декламациях, которые Вождь всегда произносил перед началом. Не то чтобы сама речь была так плоха, но когда слушаешь эти чертовы слова каждый год, и каждый раз одно и то же…
— Давным-давно был только Народ.
Мэрилин Черная Лиса была хорошим Вождем, но голос у нее не подходил для речей. Впрочем, это не имело значения, поскольку Глашатай немедленно повторял все сказанное ею по-английски голосом, словно исходящим из нутра бычьего аллигатора. Это было не слишком вежливо по отношению к людям других племен, но удобно для большинства чероки, которые не понимали собственного языка — во всяком случае, того чистого старинного чероки, на котором говорила Вождь Мэрилин.
Не имело это особого значения еще и потому, что большинство из нас слышали эту речь столько раз, что могли повторить ее наизусть на любом языке. Я откинулся на локтях и унесся мыслями куда-то далеко, пока она долдонила о том, как Народ пытался хорошо относиться к белым, когда они впервые появились, но потом убедился, что это были самые подлые люди из всех, кому Создатель дарил жизнь. И дальше — о несчастьях, о голоде, о болезнях, о долгих переходах и обо всем остальном: старая история, хотя, несомненно, правдивая.
— Но в те дни, когда казалось, Народ исчезнет с лица земли, — продолжала Вождь Мэрилин, — нашим старейшинам было дано пророчество…
Вот тут-то и начиналась самая сомнительная часть. Если верить деду, который это хорошо знал, пророчество заключалось в том, что с неба упадет огонь и уничтожит белых, оставив только Народ.
Что, как всем известно, совсем не похоже на то, что случилось на самом деле. Действительно, огня было предостаточно, когда белые и черные люди начали убивать друг друга — я сам видел обгорелые руины городов и картинки в старых книгах — до тех пор, пока все народы Юэса не начали воевать друг с другом.
