— А это что?
— Матка.
Как если бы ее не интересовала моя реакция, она произнесла это так отчужденно и спокойно, что я почти и не расслышала. Вдруг осознав абсурдность ее слов, я выпрямилась и посмотрела на остальных.
— Матка! — повторила Эсперанса. — Матка — это сугубо женский орган. Это она дает женщинам дополнительное преимущество, ту дополнительную силу, которая направляет их энергию.
Она объяснила, что мужчины, стремясь к господству, добились успеха, уменьшая таинственную силу женщины, превращая ее матку в чисто биологический орган, единственной функцией которого является воспроизводство, вынашивание мужского семени.
Как бы подчиняясь намеку. Нелида встала, обошла вокруг стола и встала позади меня. — Ты помнишь легенду о Благовещенье? — прошептала она мне на ухо.
Хихикнув, я повернулась к ней.
— Нет.
Тем же доверительным шепотом она стала рассказывать мне, что в иудейско-христианской традиции только мужчины слышат голос Бога. Женщины лишены этой привилегии, за исключением Девы Марии.
Нелида сказала, что ангел, шепчущий Марии, это, конечно, естественно. А неестественно то, что ангел должен был ей только сказать, что Она родит Сына Божьего. Матка получила не знание, а только обещание семени Божьего. Бог-мужчина, который, в свою очередь, породил другого Бога-мужчину.
Я хотела подумать, порассуждать над всем этим, но мой разум был в тупике. — А мужчины-маги? — спросило я. — У них же нет матки, но у них есть прямая связь с духом.
Эсперанса посмотрела на меня с нескрываемым удовольствием, потом посмотрела назад через плечо, как будто боялась, что кто-то подслушает, и прошептала:
— Маги способны сливаться с намерением, с духом, потому что они отказываются от того, что четко определяет их мужественность. И они больше не мужчины.
Нагваль Исидоро Балтасар мерил шагами комнату совсем не так, как он делал это обычно, расхаживая по своей прямоугольной студии. Раньше его шаги действовали на меня успокаивающе. Теперь, напротив, они беспокоили меня, и в этом чувствовалась какая-то угроза. Мне пришел в голову образ тигра, рыщущего в зарослях, — не того, который готов внезапно броситься на свою жертву, а такого, который чувствует какую-то опасность.
Я отвлеклась от своей рукописи и уже хотела спросить, что произошло, когда он сказал:
— Мы едем в Мексику.
Он это произнес так, что я рассмеялась. Мрачность и серьезность его тона спровоцировали мой шутливый вопрос:
— Ты на мне женишься там?
Зло взглянув на меня, он резко остановился и рявкнул: — Это не шутка. Это серьезно. — Затем вдруг улыбнулся и покачал головой. — Что это я? — произнес он, сделав забавный беспомощный жест. — Рассердился на тебя, как будто у меня есть на это время. Позор! Нагваль Хуан Матус предупреждал, что мы связаны до конца.
Он крепко обнял меня, как будто я долго отсутствовала и только что вернулась.
— Не очень-то мне хочется ехать с тобой в Мексику.
— Отставить разговоры. Больше нет времени. — Он сказал это, как военный, отдающий приказы. А мне было весело и нельзя было удержаться, чтобы не съязвить:
— Яволь, майн группенфюрер!
Он расслабился и рассмеялся.
Мы ехали по Аризоне, и на меня вдруг нахлынуло странное новое чувство, какого я еще никогда не испытывала: в нем была абсолютная уверенность. Физически я ощутила такой утробный холод, от которого тело покрылось гусиной кожей. Что-то было не так.
— У меня был приступ интуиции. Что-то плохо! — сказала я, повышая голос против собственного желания.
Исидоро Балтасар кивнул и сказал сухим тоном:
— Маги уходят.
— Когда? — невольно вскрикнула я.
— Может, завтра или послезавтра. Или через месяц. Но уход неминуем.
С облегчением вздохнув, я откинулась на спинку сиденья и сознательно расслабилась.
— Они говорят, что собираются уходить, еще с того дня, как я их встретила, а уже больше трех лет прошло, — пробормотала я про себя, но лучше от этого мне не стало.
Исидоро Балтасар повернулся и посмотрел на меня. На лице была маска полного презрения. Было видно, что он пытается скрыть свое недовольство. Улыбнувшись, он хлопнул меня по колену и тихо сказал:
— В мире магов мы не можем привязываться к фактам. Если маги говорят что-то так долго, что это начинает раздражать, — значит, они готовят тебя к этому. Не смешивай их магические пути со своими дурацкими путями. — И тут же осадил меня своими строгим взглядом неулыбающихся глаз.
Я молча кивнула. Его слова не рассердили меня. Я была слишком напугана и сидела тихо.
Дорога отняла немного времени, а может быть, мне так показалось. Мы по очереди спали и вели машину и к полудню следующего дня были у дома ведьм. Как только затих мотор, мы оба выпрыгнули из машины и, хлопнув дверьми, побежали в дом.
— В чем дело? — спросил смотритель. Он стоял у парадной двери, явно озадаченный нашим внезапным и шумным прибытием. — Вы что, воюете или гоняетесь друг за другом? — Он посмотрел сначала на Исидоро Балтасара, потом на меня. — Ого, как разогнались!
— Когда? Когда вы уходите? — Повторяла я механически, не в состоянии больше сдерживать свои растущие беспокойство и страх.
Смеясь, смотритель ободряюще похлопал меня по спине, и произнес: — Я никуда не собираюсь. От меня так просто не отделаешься. — Его слова прозвучали достаточно искренне, но не рассеяли мою тревогу.
Я изучающе смотрела в его лицо, в глаза, пытаясь определить, не обманывает ли он, но видела в них только доброту и искренность. Осознав, что Исидоро Балтасар ушел, я снова напряглась. Он исчез бесшумно и быстро, словно тень.
Почувствовав мое волнение, смотритель указал на дом. Оттуда послышался протестующий голос Исидоро Балтасара, а потом его смех.
— Все здесь? — спросила я, обходя смотрителя.
— Они дома, но туда тебе нельзя. Тебя не ждали и попросили меня поговорить с тобой. — Он широко раскинул руки, преграждая мне путь и не слыша моих возражений, потом взял меня за руку и увел от двери. — Пойдем во двор и соберем немного листьев, — предложил он, — сожжем их, а пепел оставим водяным феям. Может, они превратят его в золото.
Собирая листья в кучи, мы не разговаривали, и физическая работа, скрежет грабель по земле успокоили меня.
Мы долго собирали и сжигали листья. Неожиданно я почувствовала, что во дворе появился кто-то еще. Я обернулась и увидела Флоринду. Сидя на скамейке под деревом сапоге в белых брюках и в белом жакете, она была похожа на привидение. Ее лицо затеняла широкополая соломенная шляпа, а в руке был кружевной веер. Она казалась неземным существом и выглядела такой отчужденной, что я просто застыла на месте, абсолютно завороженная. Я сделала к ней несколько шагов, но она никак не прореагировала на мое присутствие, и я остановилась. Не страх быть отверженной, а скорее какое-то неписаное, но подсознательно признаваемое правило удерживало меня от того, чтобы привлечь ее внимание.
