– Я, по-моему, уже говорила, что от меня Мудрые ничего не узнают. Ни по моей воле, ни против оной. Я умру, и…
– И они преспокойно заставят говорить твой труп.
– Ха-ха! Пепел разговаривать не умеет.
– Ты так уверена? – негромко произнёс Тёрн, пристально глядя на Алиедору. – Что обратишься именно в пепел? Что Мудрые не остановят, не обратят вспять то самое заклинание – или ту алхимию, коей так гордятся Мастера Смерти? И знаешь, что случится тогда? Ты заговоришь. Тебя вывернут наизнанку.
Алиедора не сдержалась, зарычала.
– Я знаю, что ты не сдашься. Что до последнего будешь стараться выкрутиться. Что изобразишь признание, расскажешь маловажное или то, что им известно и так. Но Мудрые – это даже не маги Навсиная. Чародеи Державы покажутся тебе в сравнении с ними просто маленькими шкодниками.
– Они такие мастеровитые некроманты? – только и нашлась Гончая.
– Они мастеровитые во всём. Включая некромантию. Я тебе говорил, что их нельзя недооценивать?
– Я помню. И потому мы идём на север, если удастся, прорываемся к твоим загадочным Мастерам, или же, сделав вид, что идём на север искать помощи – причём даже я в это уверовала, как теперь понимаю, на случай, если бы таки угодила в руки ноори, – поворачиваем назад. К башне Затмений. Верно? Или это тоже – на случай моего плена? – вдруг засомневалась она.
– Нет. – Голос дхусса был твёрд и даже сух. – Всё правда. Мы достаточно здесь блуждали. Мудрые явно не могут взять наш след. Назад повернуть всегда успеем.
– Уже лучше, – проворчала Алиедора. – Если бы ты ещё взял на себя труд объяснить, что делать с этой самой башней…
– Х-ха! Две вещи, – усмехнулся дхусс. – Или уничтожить её совсем, или заставить Мудрых поверить, что мы способны её уничтожить.
– Если не ошибаюсь, – Алиедора смотрела ему прямо в глаза, – ты сказал, что мы их больше не опережаем. Может, даже они нас. Может, они уже ждут, что мы поворачиваем к башне. Когда ты убеждён, что врагу что-то ну никак не может прийти в голову, оно ему таки в голову приходит. Почти обязательно.
– Разумеется, – усмехнулся дхусс. – Я надеюсь, если не получится прорваться на север, захватить их врасплох в самой башне, то… Вот потому-то ты и должна выдержать. Ни с кем иным это бы не получилось. Только вдвоём с Гончей. Мудрые ждут, можно не сомневаться.
– И ты хочешь, чтобы я их всех убила? Чтобы открыла дорогу?
– Убила? Зачем? Мастерство Гончей выше простого убийства. Нам нужна башня. Ты ведь, кстати, мне так и не веришь.
– Почему это?
– Который раз задаёшь один и тот же вопрос. На который я вроде бы уже ответил. А ты повторяешь. Заходишь с другой стороны. И всё по новой.
– Тебя не поймёшь, – огрызнулась Алиедора. – Если ты говоришь со мной, а имеешь в виду – как Мудрые станут допрашивать мой труп.
Дхусс странно на неё поглядел – словно сто раз объяснял одно и то же, вроде бы почти объяснил, и вдруг – бах! – она что-то ляпает, и оказывается, что не поняла наша Гончая ничего. Дурацкое чувство. Неприятное.
– Я говорил тебе, что только Мудрые в силах остановить Гниль. Что мы должны…
– Я помню, – резко перебила Алиедора, затаптывая собственную неловкость.
– Мы войдём в башню. Ты соберёшь Мудрых. Я поговорю с ними – и с теми, кто поспешит им на помощь. На свежем воздухе, разумеется.
– Это так и будет? – с подозрением осведомилась Гончая. – Или это чтобы моему трупу было что порассказать?
– Так я тебе и сказал, – рассмеялся дхусс. Приподнялся легко, одним движением, словно раскручиваясь. Постоял несколько мгновений, запрокинув голову и зажмурив глаза. Клановый знак давно утих, потемнел.
– Идём.
* * *
К северу Смарагд постепенно сужался, стягиваясь в нацеленный на полуночь острый клин. Горы остались далеко позади. Дхусс и Гончая одолели две неширокие речки, Звонкую и Быструю, как поименовал их Тёрн, углубляясь во всё более дикую и девственную местность. Казалось бы, откуда на давным-давно заселённом Смарагде возьмутся нетронутые леса? Однако нашлись. Поселения робко жались к прибрежьям, где ноори, по словам дхусса, жили большей частью рыбной ловлей.
Дорогу Алиедори с Тёрном преградил тракт, широкий, прекрасный тракт, выложенный гладкими желтоватыми плитами без единой трещины. Дхусс вновь остановился, и они долго лежали в зарослях, неподвижно и едва дыша, вглядываясь в зелёное море по другую сторону выложенной камнем просеки.
– Ловушки, – одними губами пояснил Тёрн.
Ловушек и впрямь хватало. Алиедора уже и сама замечала ловчие лианы, усеянные шипами, насторожённо поворачивающие то в одну сторону, то в другую яркие цветочные венчики, Дхусс ступал очень осторожно, подолгу замирая на одной ноге и высматривая, куда опустить поднятую. Гончая кралась за ним след в след.
Время от времени дхусс словно принимался что-то тихонечно насвистывать, а может, Алиедоре это просто казалось; магия Беззвучной Арфы оживала, а всё вокруг них, напротив, успокаивалось и словно бы засыпало. Переставали шевелиться шипастые вьюнки, цветы-надсмотрщики устало прикрывали лепестки, словно наступала ночь.
Что на Смарагде поднята тревога – Гончая не сомневалась. И пустой, совершенно пустой тракт перед ней являлся лучшим доказательством.
Ни души на широкой дороге. Ни одиночных путников, ни торговых караванов.
– Идём, – по-прежнему шёпотом скомандовал Тёрн, и две тени единым духом перемахнули на другую сторону.
– Дорога из Виэсе в Энсалли. Из главнейших на Смарагде. Нас ищут, Гончая, могу тебя поздравить, ищут, как ещё не искали никого на сём острове.
– Сомнительная честь, – хмыкнула Алиедора. – Да и плохо они нас как-то ищут. При их-то могуществе!
– Искать могут хорошо, – озабоченно отозвался дхусс. – Что пока нас не пытаются схватить, как это проделали Роллэ с Фереальвом, ещё ни о чём не говорит. Мудрые очень любят выжидать.
– Значит, пойдём быстро, как только сможем, – заключила Гончая.
Они шли. Быстро, как только могли. Тёрн приносил то горсть ягод странного горьковато-терпкого вкуса, то вырытых и отмытых в ручье корешков – тем и держались. Спасибо алхимии Мастеров, чувство голода никогда не было помехой Гончим, они знали, что надо есть, но самих мучений не испытывали.
За трактом потянулись такие чащобы, что путникам пришлось перебраться на деревья. В густом и старом лесу не бывает подлеска, высокие деревья глушат рост почти всего, что пытается подняться по соседству с их корнями; однако на Смарагде даже леса оказались особенными. Опускавшиеся сверху воздушные корни, тугие жгуты сплетшихся сухих стеблей соткались в непроницаемую завесу. Здесь пробралась бы лишь самая мелкая зверюшка.
