Вот и всё. Кажется, все вопросы были решены и пора было идти.
Когда я уже хотел попрощаться, как воздух вдруг запестрел вокруг Алинды кучей странный табличек, похожих на бесконечно выпадающие диалоговые меню - или уведомления о личных сообщениях.
Алинда поморщилась.
- Это ещё что?! - изумился я.
Алинда хмыкнула:
- Сразу после нисхождения Ферии открылась возможность отправлять Богине молитвы - Личные Сообщения. Сразу посыпались сотни и-мейлов... игроки, запертые в локациях, которых нет, или из которых есть выход, но ведущий прямиком к "вайпу" - игровой смерти - через земли монстров...
Она вымученно улыбнулась:
- Ох, и тяжело же это - отвечать на поток желаний страждущих... когда я всё равно ничего изменить не могу!
Мановением руки она переправила всё в спам.
- Позже ими займусь, - виновато сказала она. - Не знаю, что они там хотят - но сейчас мне электронной почтой заниматься нет времени никак!
Я смущённо хихикнул.
Интересно, а реальные молитвы тоже попадают в спам?!!!
- Кстати, - улыбнулась она. - Баффи оставь мне. Раз она не может лечить, а научу её кое-чему полезному.
- И чему же? - полюбопытствовал я.
Богиня объяснила.
- Ого! - изумился я. - Сразу два умения!
- Ну, Богиня я или нет, - кокетливо расшаркалась Алинда.
Я хмыкнул.
- Постой-ка, - моё лицо расплылось в улыбке. - А сделай-ка так...
И придвинувшись, я зашептал что-то Богине на ушко.
Алинда рассмеялась.
- Все, что угодно для моего героя.
Наконец, время прощаться пришло.
- Саш... подожди... - тихо попросила меня Богиня.
- Да?
- Ты хоть понимаешь, что можешь действительно умереть?
- Я уже столько времени был готов, хотел умереть. А теперь у меня по крайней мере, есть за что. Моя жизнь ничто по сравнению с этой целью.
- Может быть, - тихо сказала она. - Но даже во имя цели умирать страшно и больно.
Я преклонил колено:
- Оставь это на меня.
Вот и всё...
Алая пиктограмма в виде крохотного флакона с алой жидкостью погасла. Теперь Мирра снова была собой. Я молча смотрел на неё. Странно было понимать, что у этого лица - будто две личности, что взаимно друг друга дополняют... А затем я тряханул головой и вытряс оттуда лишние мысли. Нечего им там болтаться! Всё ведь хорошо, и это та Мирра, которую я любил и люблю - всегда.
- Саш, это снова я, - робко тронула меня за плечо Мирра.
- Фух, - искренне сказал я. - Слава богу, а то знаешь... Мне нравится Алинда, но, всё-таки - общаться с Богами - как-то стрёмно!
- Я тоже испугалась, - призналась девушка.
- Испугалась? Чего?
- Ну, раньше ведь Алинда иногда говорила через меня - но это было совсем недолго. А теперь... теперь я будто исчезла, растворилась, пропала.
- Алинда не причинила бы тебе вреда.
- Да, - улыбнулась она. - Я знаю. Прости, я такая трусиха!
- Ну что, - улыбнулся я ей в ответ. - Идём?
Мирра судорожно кусала губы.
А затем вдруг порывисто ухватила меня за руку:
- Саш, погоди, не уходи... я тут подумала... ты ведь мне обещал!
И, посмотрев в её глаза - я понял, о чём она.
Да, не было места в Алинде, чтобы сделать это - более подходящего, чем этот храм. Храм жизни, любви, бесконечно пронизывающего света - чистого, прощающего, всепроникающего. Воспевающего жизнь и любовь в любом её проявлении.
- Ладно, - улыбнулся я.
Мирра робко переступила ногами и развязала шнурок на шее - платье, тихо зашуршав, упало к её ногам. Она стояла, абсолютно нагая, в золотистом свете падающего солнца, щебете птиц, среди разрухи и красоты древнего храма. Лианы свешивались через дыры в куполе, будто длинные верёвки; фиолетовые ветви шептали что-то в тишине. Пижма и медуница осла через трещины в полу. В её каштановых огоньках солнце зажигало золотые огоньки; розоватая стыдливость кожи, румянец на щеках, маленькие тёмные сосочки - она казалась робкой, испуганной ланью, представшей перед Охотником.
И я молча возложил её на алтарь.
Жертвы Алинде приносятся не так, как другим богам.
Наверняка, ей было не слишком удобно: сучки, веточки, куски коры, камешки и мелкий сор впивался в её атласно-гладкую кожу, в попку и спину, но она молчала. На миг мне показалось, что сама Алинда смотрит на нас с небес - и хотя здесь не было изваяний, но я будто видел её лик, улыбающийся мудрыми и беспечальными глазами.
Мирра тяжело дышала.
Она прикрыла глаза.
- Саш, я...
- Ничего не говори, - попросил я.
А затем вдруг зазвучала музыка.
Деревья что-то шептали, и на нас падала золотая пыль и листья; лилово0синие в свете солнца. В этом было странное волшебство. Странное, забытое очарование - словно мелодия неслышной, неземной музыки, словно поцелуи невидимых богинь...Огромные глаза Мирры, большие, влажные и глубокие - смотрели на меня. Они сверкали, как яркие тёмные звёзды, окаймлённые бархатом чёрных ресниц. Она была прекрасна. Я не говорю о красоте черт; это было нечто неуловимое, необъяснимое сочетание, придающее сияющую силу совершенства, окрашенную едва заметной ноткой диссонанса. Словно далёкая и недоступная богиня горячих звёзд, но в то же время - земная, желанная и прекрасная. От её близости сильно забилось сердце.
Её грудь вздымалась и опадала.
- Скорей, - шепнула Мирра. - Умоляю.
И я послушался её.
Положил руку на её бёдра, лаская и оглаживая их, касаясь своими шероховатыми ладонями этого неземного бархатистого совершенства, замирая от восторга и желания - будто электрический ток от этого касания. А затем Мирра сама выпрямилась, обхватила меня за шею - и привлекла к себе и сама прижалась ко мне. Я слышал стук её сердца и чувствовал трепет тела. Я был немного выше её - но ненамного... и она, вся дрожа и задыхаясь, заглянув мне в глаза своими тёмными звёздами, поцеловала... Я помню её губы цвета мёда и вкуса миндаля.
Казалось, мир взорвался и исчез, растворившись в сиянии.
Я помню лишь потоки света, и бесконечное блаженство, и вкус этих губ.
Её тело трепетало - и всё потеряло всякое значение.
Осталась лишь она и я, и листья, падающие с небес.
Они душистым покрывалом ложились на нас, дразнили и целовали наши щёки, ложились и трепетали у нас на плечах. Запутывались в её волосах, украшая их, словно тиара. И она вся была ароматной и пряной, подобной мускусу и имбирю, и иланг-илангу, и губы её, цвета тёмной бронзы - пылали, как огненные вулканы Пайконга... А тело подобно алому огню. Он сжимал меня, и будоражил, и растворял в себе. И не было слов, и не было в них нужды. Мы возлегли на алтарь, как будто вечная жертва, и приношением был наш огонь, тот огонь, что пылал в нас самих. Мы не были людьми. Мы были словно вечный бог и богиня, воплощение мужского и женского начала, творение и разрушение, любовь и созидание, что вечно пляшут в прекрасном танце жизни.
